Фуксия и Стирпайк: форма и атмосфера

Автор: Дж. Петер Виннингтон 

Дж. Петер Виннингтон - биограф и исследователь творчества Мервина Пика. 

http://www.peakestudies.com/

Цитаты из романов приводятся в переводе Сергея Ильина.

Когда Мервин Пик писал «Титуса Гроуна», он сознавал, какой хочет создать настрой и работал над тем, чтобы добиться нужного впечатления, но вот окончательной форме своей книги он позволил родиться самой по себе; у него не было заранее заготовленного плана как должны развиваться события. Как следствие, взаимозависимость времени и места действия представляет собой загадку, не имеющую однозначного решения. С другой стороны, те элементы, которые работают на создание атмосферы книги, в частности, подбор слов и образов, в совершенстве создают целостную картину. Чтобы продемонстрировать один небольшой аспект этого, я хочу проанализировать язык, которым Пик обычно описывает встречи Фуксии со Стирпайком в «Титусе Гроуне» и «Горменгасте».

Во-первых, давайте рассмотрим авторский замысел, учитывая отсутствие детального предварительного плана. С самого начала заметки Пика показывают, что Фуксия была обречена встретить трагический конец, к которому будет непременно причастен Стирпайк. Но в течение девяти лет работы над циклом, Пик пребывал в нерешительности относительно того, как именно она погибнет. В октябре 1940 года, когда уже написаны были около ста страниц «Титуса Гроуна» (Стирпайк еще заперт, и сцена крестин Титуса еще только дописывалась), Пик полагал, что Стирпайк должен убить Фуксию. 13-го декабря того же года он рассуждал: «Совершает ли она самоубийство или убита Стирпайком?» (из рукописей, хранимых в Университетском Колледже, Лондон, отдел 1, блокнот 111 (здесь и дальше - MS 1.iii). Я слегка подправил орфографию Пика, но пунктуация осталась неизменной.) Он воображал «ужасную сцену» в которой она ударяет его за предположение, что им следует пожениться. «Думаю, убив его [она] впадает в умственную агонию, возвращается на свой чердак и сжигает свои сокровища? И сгорает вместе с ними. Или выпивает яд из украденных [Стирпайком] бутылочек. ??» (MS 1.iii)

Даже когда написание «Горменгаста» заметно продвинулось, в июле 1949 года мы обнаружим Пика все еще раздумывающим: «Понесет ли Фуксия от Стирпайка ребенка и убьет его, а осознав, что беременна – убьет и себя» (MS 3.iv). Пока он мысленно развивал идею наводнения, его занимало, не могла ли она утонуть: «Фуксия поднимается на свой чердак, или поскальзывается на ступенях, или прыгает из чердачного окна, обвязав вокруг тела нечто тяжелое» (MS 3.iv). И вот таким путем он пришел к написанию той горькой сцены ее гибели, итог которой м-р Бачелор подводит столь бессердечно (и неточно): «Фуксия утопилась, выпрыгнув из окна» (Батчелор, стр.70). Важно правильно подавать детали: после того, как маска со Стирпайка была сорвана, осознание, какова на самом деле его сущность, заставляет ее впасть в состояние меланхолии – предрасположенность к которой она унаследовала от отца. В разгар наводнения, она рассматривает идею самоубийства и, скорее играя в игру, чем действуя сознательно, влезает на подоконник. Ее забытье прерывает стук в дверь ее комнаты. «Фуксия невольно дрогнула и, вознамерившись обернуться — бездумно, неосторожно, — поскользнулась, попыталась схватиться за стену пообок и, не найдя зацепки, упала, на лету ударившись головой о подоконник, и уже не помнила ни о чем, когда вода приняла ее и без особых трудов поглотила».

Хотя ее гибель – случайность, Стирпайк отчасти ответственен за нее как основная причина ее депрессии. Ее гибель кажется такой естественной, такой трагически неизбежной, почти предсказуемой. Это впечатление складывается не из-за происшедших событий, но из-за других элементов, которые мы может заметить в тексте, читая описания встреч Фуксии со Стирпайком. (Чтобы было удобнее, я перечислил эти встречи и буду ссылаться на них по номерам).

Первая встреча особенно показательна в этом смысле. Когда Фуксия приближается к своему чердаку, Стирпайк лежит на полу, притворяясь, будто он в обмороке. В «мертвом безмолвии» он может слышать, как бьется сердце Фуксии. Роковая природа этого столкновения подчеркивается в следующем предложении: «Первые несколько секунд Фуксия не шевелилась, ибо душа ее устрашилась картины открывшегося ей. Как человек, узнав о смерти любимого существа, немеет, неподвластный страданию, которое после убьет его, так и Фуксия первые мгновения простояла, ничего не понимая, глядя перед собой пустыми глазами». Позднее нам скажут, что она не знает, «приходит ли он в себя или умирает», и мысль о том, что он умрет в ее комнате, ужасает ее. В труде другого автора это бы указывало на смерть Стирпайка. У Пика это скорее «аура» смерти, которая окружает их взаимоотношения.

Эта первая встреча происходит в полумраке, освещенном одной-единственной свечой, которую держит Фуксия. По контрасту с этим мраком, огонь эмоций, который вспыхивает в ней, кажется прообразом ее короткого романа со Стирпайком и отголоском «той агонии, которая должна позднее разрушить» ее: «Она стояла, не двигаясь с места, и внутри нее словно разгорался костер. Он рос и рос, пока не запылал в полную силу и не угас, но в пепле его сохранилась боль от раны, исцеления для которой не существовало». Пик также использует подсолнух, чтобы подчеркнуть этот образ «пылающей страсти», которая кончается смертью.

Эти элементы смерти, тьмы и огня формируют лейтмотив последующих встреч Фуксии и Стирпайка. Две из них (номер 5 и 8) происходят возле могил; в восьмой, «изголовьем им служит узкий, поросший травой могильный холмик ее старенькой няньки»; третья происходит во время «предсмертной агонии» заката; в седьмой, из-за напоминания об их второй встрече атмосфера становится «мертвенно тихой», и во время их последней встречи, глаза Фуксии «казались мертвыми».

Смерть и тьма очевидно связаны как в этом контексте, так и в «предсмертной агонии» заката. Встречи почти всегда происходят в полумраке, или их понуждают устремиться глубже в тень. Фактически, развитие отношений отличает направленность ко все большей темноте, кульминацией которой стала «депрессия чрезвычайной черноты (которая) утопила» Фуксию. Несколько примеров:

Встреча 2: только они встретились, как оказалось, что «осеннее солнце скрылось в быстро летящих, разодранных в клочья тучах». Вскоре после этого пошел дождь «сплошной темной стеной». Глубины грота, где они спрятались от дождя, «окутывал мрак», но «у заслоненного входа в него тусклого света вполне хватало для того, чтобы Фуксия и Стирпайк видели друг дружку». Точно так же, как они избегают более глубокого мрака пещеры, так и их руки, лежавшие совсем рядом, избегают соприкосновения. (по сравнению с встречей 9).

Встреча 3: сцена, в которой Стирпайк разглагольствует о равенстве, начинается, когда они проходят «в меркнущий солнечный свет». В конце их встречи: «Дальше они шли в молчании, а когда добрались до Замка, уже опустилась ночь».

Встреча 5: разговор происходит, когда «они уже вбрели в тень его башни».

Встреча 7: хотя происходит при дневном свете, но в комнате «потемнело, ибо половину дававшего свет окна вдруг заслонил неведомо откуда взявшийся молодой человек с задранными плечьми». Когда, несколькими минутами позже, они расстанутся: «небо потемнело».

Встреча 8: в драматических обстоятельствах, следующих за их падением на могилу Няни Слэгг, Фуксия «с трудом поднялась и скачками, как дикий зверь, полетела во тьму».

Встреча 9: здесь меньше определенности; Стирпайк ее «сумеречный человек»; «руки их ненамеренно встретились в темноте».

Последняя встреча - самая темная: Стирпайк погасил свечу Фуксии и втолкнул ее в неосвещенную комнату. То, как все гуще становится тьма, в неком переносном смысле повторяет фатальный характер их отношений; кроме того, он отражает меланхолическую натуру Фуксии как человека, который, «все-таки более склонный к мраку, чем к свету», и помогает объяснить, метафорически выражаясь, что притягивает ее к Стирпайку. 

Он, который так ненавидит любовь, хладнокровно побуждает ее влюбиться в него, и чувство вспыхивает, будто тот самый костер, что разгорелся в ней во время их первой встречи. Пребывая на вершине пламенного чувства, в то самое время когда Стирпайк планирует соблазнить ее, Фуксия приходит на полночное свидание, и ее «зрачки расширялись в темноте», и там она допускает ошибку, зажигая свечу у дверей Стирпайка. «Прошло лишь несколько мгновений, и его быстрое, узкое, высокоплечее тело приблизилось, рука выхватила свечу, другая прибила пламя. Через миг ключ повернулся в замке, и Фуксия, получив пинок, влетела в комнату. В темноте Стирпайк запер дверь изнутри, но он успел уже яростно прошептать:  "Дура!" — И это слово перевернуло мир. Все стало иным».

Огонь исчез. Ее любовь погасла. «В темноте она повернулась на каблуках и, прежде чем Стирпайк успел зажечь лампу, сказала: "Выпустите меня отсюда"». И слова, и метафоры – все работает на выделение внезапности свершившейся перемены. «И вот вы здесь, яркая как костер», - говорит Стирпайк, словно эхо тех слов, что когда-то описывали их первую встречу (когда Фуксия также несла в руке свечу). Теперь даже подаренная обезьянка не может возбудить в ней эмоциональный отклик: «То, что прежде так сильно взволновало б ее, теперь, в этот цепенящий миг, оставило совершенно холодной» (Г.). И «но в пепле его сохранилась боль от раны, исцеления для которой не существовало» (Т.Г.)

Я пренебрег промежуточными упоминаниями огня ради этих поразительно перекликающихся костров. Но мы не можем пройти мимо наиболее запоминающегося огня, запылавшего, когда Стирпайк поджигает библиотеку. Глава заканчивается тем, что Фуксия замечает Стирпайка через окно и чуть не падает: «Замахиваясь, Фуксия сосредоточила взгляд на высоком окне и вдруг увидела в нем лицо — обрамленное тьмою лицо всего в нескольких футах от ее собственного. Потное лицо, отражающее огненный свет, с багровыми тенями, смещавшимися, когда внизу, в библиотеке, взвивался новый язык пламени. Что-то странно отталкивающее, отвратительное читалось в глазах его. Сидящие так же близко, как ноздри, они были не столько глазами, сколько узкими штольнями, из которых вытекала наружу Ночь». Заметим, что огонь пылает, конечно же, на стороне Фуксии, и «отражается» глазами Стирпайка. «Ночь» с большой буквы несколько удивляет, так как Пик редко пользуется таким средством. В контексте их отношений, однако, эта деталь весьма красноречива – Фуксия словно предвидит свою судьбу. Ее реакция как нельзя лучше подтверждает это: «Едва узнав Стирпайка, Фуксия выпустила трость из отведенной руки, ослабевшие пальцы девочки соскользнули с полки, и она, опережаемая темными ее волосами, полетела спиною вниз, изогнувшись назад, точно от полученного удара».

Это падение очевидным образом напоминает ее роковое падение, с которого мы начали, и кроме того, в своем смертельном падении она ударяется головой о подоконник. Мы можем заодно вспомнить, как торжественный завтрак в честь дня рождения прерывается стуком упавшей на стол головы Фуксии. Таким образом, как я говорил ранее, гибель Фуксии кажется предрешенной и трагически неотвратимой. Несмотря на отсутствие планирования, Пик готовит к ней читателей на протяжении обеих книг: все детали сцены ее смерти – отголоски ее встреч со Стирпайком, так что, хотя он фактически отсутствует, ассоциации с ним, как мы обнаружили, присутствуют.

Во время первой встречи, когда Фуксия подозрительно рассматривает распростертое на полу чердака тело, «Капля горячего воска [со свечи] упала ей на запястье, заставив ее дрогнуть, как от удара». Ей нужен подсвечник, но она не решается отвести взгляд от Стирпайка, так что она начинает пятясь отступать: «Однако, еще не достигнув стены, она неожиданно уткнулась ногой в край козетки и бухнулась на нее, словно ударенная под колени». 

Фуксия вообще девочка неуклюжая, а в присутствии Стирпайка она, кажется, вовсе теряет чувство равновесия. Вторая встреча – идеальная к тому иллюстрация. «В самом начале короткого, крутого спуска девочка на миг обернулась, чтобы взглянуть, не отстал ли он, и внезапно нога ее соскользнула с мокрой поверхности наклонной скалы и Фуксия грохнулась оземь, ударясь о камень скулой, плечом и голенью с силой, которая на миг оглушила ее».

Возле могилы Няни Слэгг Стирпайк провоцирует Фуксию, равнодушно отбросив в сторону свой заботливо приготовленный венок из роз, и она отвечает ему тем, что вонзает ногти ему в щеки. Затем «прилив сострадания наполнил ее» и «оступаясь и протягивая руки, бросилась к нему. Стремительным движением гадюки Стирпайк ввинтился в ее объятия — и в тот же миг оба, невольно подставив друг другу подножки, повалились на твердую землю – упали, не разжимая объятий» 

Фуксия так погружена в мир своего воображения, что когда внешний мир неожиданно напоминает ей о себе, она нервно подскакивает. Нежданное как гром средь ясного неба появление спустившего по веревке Стирпайка (встреча 7) предваряет живописный вид Фуксии, стоящей у окна. «Вот тогда Фуксия и пошевелилась — обернулась на звук, вдруг раздавшийся за ее спиной, и обнаружила глядящую на нее нянюшку Шлакк». Прибытие Стирпайка вызывает подобную резкую реакцию: «Не успев даже задуматься, каким это образом кто бы то ни было мог появиться на ее подоконнике, расположенном в сотне футов над землей, и уж тем более не успев узнать знакомый силуэт, Фуксия схватила со столика и занесла над головой щетку для волос, готовая — она и сама не знала к чему».

В последнюю встречу она подпрыгнет в похожей манере. Пока она стоит у двери Стирпайка, слышится бестелесный голос Флэя, который прячется в нише над дверным проемом:«Услышав его. Фуксия дернулась, как от прикосновения раскаленного железа». И эта схожесть возвращает нас к образам пламени. В ограниченном объеме этой статьи, из которой я исключил все прочие ссылки на огонь, смерть и тьму, я надеюсь, что сумел показать, как последовательно работало воображение Пика. Снова и снова эволюция взаимоотношений Фуксии и Стирпайка отражается в простой схеме: первоначальная подозрительность и молчаливость Фуксии, ловко трансформированные Стирпайком в симпатию и доверие, которые затем разбиваются непредвиденными обстоятельствами или бестактным замечанием, из-за чего ее чувства вновь перерождаются в ужас и отвращение. 

Что особенно поражает, так это контраст между Пиком, подбирающим сюжетный ход, и его уверенностью в том, что касается описания этих отношений. Мы знаем, что Пик внес много изменений в свои книги между первым вариантом и опубликованным текстом, и все же, изучение рукописей показывает, что процитированные здесь обороты, взятые как из начала книги, так и из конца, нетронуты. Действительно, многие отрывки показывают отсутствие авторских колебаний даже в первоначальных набросках – не видоизменяются предложения, нет игры прилагательными, ничего не вычеркивается. Пик точно знал, что делает и почему, и таким способом тонко работал на ожидания читателей. В этом мастерство и тайна Мервина Пика.

С благодарностью Мэйв Гилмор за любезное разрешение цитировать рукописи Мервина Пика.

G. Peter Winnington

"Overlook press", 1995

-> англоязычный оригинал

Назад к разделу "Статьи"

_____________________________________________________