За кулисами (по материалам www.pbs.org)

Энди Уилсон, режиссер, о трилогии Мервина Пика:

Я помню, что чувствовал, когда в юности впервые читал "Горменгаст", и те картины, которые представали в воображении. Будучи режиссером, невозможно воссоздать образы, возникшие в голове у кого-то другого. Необходимо создать свои собственные. Я говорил себе: "Вспомни тот первый раз, когда ты взял в руки книги. Как это было?". Из-за того, что я англичанин, и мне столько лет, сколько есть, и из-за того, что оказывало на меня влияние, европейский сюрреализм для меня  крайне важен. Так что темная сторона вещей это то, что представляет для меня интерес.

Сейчас, по сравнению со своими пятнадцатью годами, я изменился, но пытаюсь сохранить в себе частичку прежней юношеской невинности. Очевидно, были вещи, которые оказывали на Пика влияние, но когда я впервые читал книгу, я не чувствовал аллюзий ни на Гитлера, ни на Муссолини и вообще на какую-либо из стран. Я думал, рассказ идет о чем-то общечеловеческом: о любви, и смерти, и страсти, и власти, и злобе, и ответственности. Ответственности юного Титуса стать настоящим правителем и одолеть зло, угнездившееся в Горменгасте. Я очень ярко это ощущал и думаю, что  для пятнадцатилетнего это вполне естественное чувство.

Поджог библиотеки

Эстелл Даниэль, продюсер

...Одним из самых значительных эпизодов в нашей работе была сцена пожара в библиотеке Горменгаста, в которой задействована целая плеяда звезд, много дыма и сложные спецэффекты.

Энди Уилсон, режиссер:

Сцена в библиотеке задействует всех восьмерых основных персонажей, настоящего ребенка и белую птицу, и все они заключены в пылающем здании. Необходимо было детально показать, как огонь, вызванный чирканьем маленькой спички во дворе замка, переметнулся на тряпки, которыми Стирпайк заблаговременно обложил все книжные полки, и постепенно охватил все помещение. Сначала у нас появляется просто дым, затем язычки пламени и, наконец, начинается сильный пожар.  Пламенем служили обычные газовые горелки  с замаскированными трубками, расставленные повсюду. Дым имитировал отвратительный состав из горелого масла, который считается безопасным и не канцерогенным, но дышать им просто невыносимо. После каждого дубля его убирали, проветривали, и затем все начиналось сызнова.

Понятно, что мы не могли снимать все это в реальном времени, не могли же мы рисковать обжечь актеров или отравить их угарным газом. Раз нам нужно было заснять действительно густой дым, то максимум, сколько они могли бы продержаться в помещении  - это секунд двадцать. Так что пришлось взглянуть на раскладку сцены с точки зрения построения визуального впечатления огня, пожирающего ценное имущество за спинами наших актеров, и не убить их в процессе! Фокус, который мы применили, состоял в том, что ответственные за спецэффекты стояли у каждого источника и пускали сначала немного дыма, потом еще немного, затем чуть пламени, потом еще немного пламени, и тогда мне удавалось отснять за это время кусочек диалога. Сцену пришлось мысленно разбить на линии каждого из персонажей, между тем как я должен был пребывать в уверенности, что будет создано верное драматическое впечатление от игры каждого еще до того, как все смонтируется. Кажется, будто действие происходит беспрерывно, но на самом деле оно было разделено на короткие двадцатисекундные отрезки. Это было довольно утомительно. Одни актеры сидели снаружи, пили кофе, в то время как другие отыгрывали свои слова, а потом менялись. Все это так быстро сменялось, что я просто терял голову, манекены я не мог использовать, хотя так обычно делают при съемках пожара, потому что наших актеров все время показывают крупным планом.

Флей и Свелтер

Энди Уилсон, режиссер:

В "Горменгасте" относительно мало мотиваций в характерах, ведь это не натуралистическая драма об эмоциональных побуждениях. Они просто такие, какие есть. Флей это Флей. Он преданный слуга, и именно это играет Кристофер Ли. Никто не сможет объяснить его мотивы в понятных обычному человеку терминах. Почему он ненавидит Свелтера? Потому что ненавидит, потому в жизни некоторые люди просто ненавидят других, и не могут объяснить почему - так есть, просто так сложилось. 

Эстелл Даниэль, продюсер

Если бы Энди Уилсон попытался дать определение "Горменгасту" - вероятно, это  было бы "рассуждения о природе зла".

Жестокость в Горменгасте реальна, ножи наточены, там страшно. Энтони Берджесс видел в этом отражение своего времени: "это из-за долгой и ужасающей войны... кошачьи когти, выдирающие "алый лоскут" из щеки Стирпайка... битва между Флеем и Свелтером -  все это не столько готика, сколько отражение эры страха".

Но Мервин Пик не нагнетает ужас, внимание его приковано к людям по обе стороны ножа - и к злодею, и к жертве. Самый его большой отклик на насилие - это юмор. После хирургически точной и жуткой сцены смертельной схватки между Флеем и Свелтером, жирный повар выпадает из окна, и его тело, плюхнувшись в воду, поднимает тучу брызг. Горменгаст утопает, но не в крови, а в смехе.

Кладбище

Эстелл Даниэль, продюсер

Если б я только могла встать утром, взглянуть в расписание и подумать: "Отлично, мы сегодня поджигаем библиотеку" или "Мы топим Фуксию", или "Мы убиваем няню Слегг сегодня"... Ведь  большинство телевизионных драм снимают именно так, работа выполняется день за днем, и остается время на чашку чая. Но только не "Горменгаст".

Это одна из самых спокойных, но невероятно важных сцен. Из нее зритель должен понять, почему Фуксия могла потянуться к Стирпайку. Должен понять, как сам Стирпайк воспринимал ее, и почему, быть может, даже мог быть побежден Фуксией.

Я думаю, зритель понимает из этой сцены, что они действительно любили друг друга. Там ведь почти осязаемая химия. То есть, если Фуксия сказала бы: "Послушай, давай оседлаем белого коня и ускачем прочь из замка, и будем просто вместе", то, думаю, это именно тот момент, когда не исключено, что Стирпайк мог бы и согласиться.

Вот этого мы и пытались достичь. Ему хочется быть любимым, и Фуксия действительно его любит. Я думаю, романтическая линия между ними очевидна.

Энди Уилсон, режиссер:

Это спокойная сцена, вносящая свою лепту в сюжет истории, и конечно, все знаменитые сюжеты скрывают теневую сторону вроде этой. В "Буре" Шекспира, например,  основное внимание уделено комедии о шуте Тринкуло и моряках . Но кроме этого, там есть и удивительно мягкие и  романтические моменты. И сцены суда и острые перепалки. Их множество, и они разные, и это замечательно...

Это как будто цирк: в цирке вы смотрите на труппу из двенадцати русских акробатов, а  в придачу - соло на трапеции шестнадцатилетней девочки, и это прекрасно. Во всем нужен баланс.  Цирк учит нас, что зритель не может полтора часа подряд смотреть на русских акробатов. Русских акробаты должны чередоваться с чем-то милым и спокойным, вот никак не могу понять шумиху вокруг американских фильмов, где экшен не прекращается ни на минуту, хотя я знаю и тех, кому это нравится.