Каково жить в мире без перемен? 

М.Пик "Горменгаст"

Автор: Анна Коржавин

                Содержание:

I		О Мервине Пике и его книгах.
II		Каково жить в мире без перемен?
III		Шекспировские мотивы и образы в романах М. Пика.

II

Каково жить в мире без перемен?

Китайское проклятие гласит: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен». Нам, россиянам, смысл этого выражения вполне понятен. На начало двадцатого века Россию можно назвать страной, забывшей многие свои традиции и живущей одним днем. По мнению эксперта комитета безопасности Государственной Думы РФ Е.В. Безносюк в России при установлении рыночных отношений была  утрачена «система прежних духовных ценностей и ориентиров, а новые так и не созданы». И сейчас в обществе наблюдается повсеместное господство и  торжество массовой  культуры. «Эта антикультура механистична.  Каждое произведение не является единственным, уникальным и неповторимым, органически выращенным произведением. Существуют некие принципы, по которым можно снять боевик, сериал и т.д. Он может быть сфабрикован поточным способом и человек не ждет индивидуальной работы…            

Псевдокультура основана на принципиальном отсутствии низшего и высшего, отсутствии или извращении высших ценностей… Она не признает высших вещей в принципе. Всё, что находится выше уровня понимания "обычного", "простого" человека - смешно, недостойно. Поэтому обращение с высшими ценностями здесь высмеивается и опошляется. Эта антикультура вообще не предполагает высшего ранга человеческих отношений. Она создает клише поведения… она формирует психологию раба вне социального рабства. Человек становится рабом своего состояния, своего положения, своего желания, своей прихоти…»(Безносюк 2003:44).

Цивилизация, нуждающаяся в подобных людях и фабрикующая их называется потребительской. Такая цивилизация стремится свести на нет интеллектуальную, творческую, нравственную активность человека, замедляет или искажает его личностный рост и формирование независимой индивидуальности…

Вот такой постоянно меняющейся, неустойчивой, нестабильной, не имеющей под собой ничего прочного является наша современная действительность. Нам досталась та самая «эпоха перемен»,о которой так метко сказали китайцы…

А теперь подробно рассмотрим что представляет собой действительность, противоположная нашей? Мир абсолютно лишенный перемен. Мир с тысячелетней историей, остановившийся в своем развитии. Мир, ограниченный рамками одного Замка( пусть и огромного) и его ближайших окрестностей: «Убежать от Горменгаста невозможно… В мире ничего, кроме Горменгаста нет… Все дороги, все тропинки ведут в Горменгаст… Все в мире приходит к Горменгасту…»(Пик 2004:603).

Все обитатели этого мира неукоснительно, бессознательно и с механической точностью следуют Ритуалу. Жизнь Горменгаста определяет Ритуал , и только он: каждое утро Хранитель Ритуала разъясняет Графу Горменгаста, какой обряд и в какой час должен проводиться, во что при этом следует облачаться, что делать и что говорить. Никаких неожиданностей. В трех томах ритуальной книги все расписано до  мелочей: «Если б, к примеру, его светлость лорд Сепульгравий, нынешний граф Гроанский, был на три дюйма ниже ростом, его одеяния, жесты и даже пути отличались бы от тех, что описывались в первом томе, и пришлось бы извлечь из огромной библиотеки том совершенно иной, пригодный в подобном случае. Будь кожа его светлее, будь он сам погрузнее, имей он глаза зеленые, карие либо голубые, а не черные, в это утро на столе для завтрака автоматически бы появился другой свод древних правил»(Пик 2003: 68). Во всей полноте эту сложную систему понимает только сам Хранитель,- изучение ее нюансов и тонкостей требует целой жизни. И тем не менее «священный дух традиции, подразумеваемый ежедневным ее соблюдением был внятен всякому в Замке»(там же).Никто из обитателей Горменгаста не утруждает себя раздумьями о том, почему они живут именно так, а не иначе. Они добровольно склоняются перед Законом, и даже более того: они любят закон! Если отнять у них Ритуал, что заполнит пустоту их жизней?..

«Традиция и Ритуал предопределяют не только действия, но и характеры персонажей, превращая их в ходячие функции. Обитатели Горменгаста отказываются от собственной индивидуальности во имя незыблемости Замка — компенсацией служит выморочная эксцентричность, живописуемая Пиком в лучших традициях свифтовского гротеска»(Куллэ 2004:50).По сути это « гротескно-выразительные карикатуры на человечество, какие мог бы изобразить Чарльз Диккенс в дурном настроении. Даже их имена — Слегг (окалина),  Флей (содранная кожа), Свелтер (духота), Сепульгравий (могила) кажутся осколками массивных камней Горменгаста»( Суэнвик 1996:23). «Да и сам Замок воспринимается читателем двояко: и как архитектурное сооружение(«Горменгаст, то есть главная глыба изначального камня, взятый сам по себе, возможно, являл бы какие-то громоздкие архитектурные достоинства, если бы можно было отвлечься от его окружения — от жалких жилищ, заразной сыпью облегших его внешние стены. Они всползали по земляным откосам, каждое следующее забиралось чуть выше соседа, цепляясь за крепостные валы, пока наконец последние из лачуг не подбирались к огромным стенам, впиваясь в их камень, точно пиявки. Право на такого рода хладную близость с нависшей над ними твердыней пожаловал этим жилищам древний закон. На их разновысокие кровли падали год за годом тени изгрызенных временем контрфорсов, надменных крошащихся стрельниц и огромнейшая из всех тень Кремнистой Башни. Башня эта, неровно заляпанная черным плющом, торчала средь стиснутых кулаков бугристой каменной кладки, как изувеченный палец, святотатственно воткнутый в небеса. Ночами совы обращали ее в гулкую глотку эха, днем же она стояла безгласно, отбрасывая длинную тень»(Пик 2003:9), и как  социокультурное явление; это центральный образ двух романов, причем образ настолько цельный, что у читателя постоянно возникает соблазн анимировать его, наделить какими-то чисто человеческими качествами и устремлениями. Но на самом деле Горменгаст - это груда камней, у которой нет ни духа, ни души; Горменгаст ничего не хочет; он не жесток, ему не свойственна несправедливость, лукавство, хитрость, целеустремленность, любовь, симпатия; его единственное свойство - высасывать души тех, кто пытается отыскать в нем эти качества; не потому, что эти души ему нужны, а просто потому, что он так построен. В этом умысел и насмешка строителя.

Итак, замок впитывает души своих жителей - как графской династии, так и рядовых общинников. Для большинства своих обитателей замок - это сверхценность, спасение от хаоса и единственно мыслимый способ жизни. Но, как ни парадоксально, среди всех персонажей именно возмутитель спокойствия - Стирпайк - является человеческим воплощением Горменгаста. Стирпайк сделан из того же особого материала, что и Горменгаст. Читателю кажется, что Стирпайк хитер, лукав, жесток, целеустремлен, способен любить - но это только иллюзия; ни одно из этих качеств для Стирпайка не является "стержневым"; он таков, каким его хотят видеть окружающие; он играет ту мелодию, которую от него хотят слышать - с единственной целью: отобрать душу слушающего. Стирпайк - не злодей по убеждениям, не злодей по каким-то внутренним мотивам; не "сознательный" злодей… Он просто сделан из такого материала»(ua0916ki).

Действия Стирпайка – это один из основных двигателей сюжета. В начале первой книги мы видим упадок Горменгаста и вместе с упадком по мрачным коридорам исполинского Замка медленно ползет тень мятежа. Два события происходят в Горменгасте одновременно- на свет появляется семьдесят седьмой Граф , Титус; из Великой кухни сбегает семнадцатилетний поваренок Стирпайк. И тот, и другой, несмотря на несопоставимость своего происхождения и положения, одинаково  будут искать свободы и спасения от власти Ритуала, одинаково остро будут ощущать клаустрофобию и одиночество в замкнутом мире Горменгаста; финал, в котором победителем может выйти только один из них- это и есть основная интрига сюжета, богатого параллельными ходами.

Своим побегом Стирпайк уже доказал, что не намерен считаться с жесткой иерархией Замка и у него хватает смелости и ума самому распоряжаться своей судьбой. Автор обманным трюком делает его искателем свободы. И читатель заглатывает наживку, а потом с ужасом и неверием начинает различать в этом молодом человеке монстра, жаждущего равенства всех и вся, исключая себя великого из этого списка. Его речь о равенстве(«…разве справедливо, когда одним людям просто нечего съесть на ужин, а у других столько вкусной еды, что они едят только малую толику, а остальное выносится свиньям? А как объяснить тот факт, что кому-то приходится трудиться от зари до зари за несколько медных монеток или даже просто за тарелку супа, а другие могут позволить себе нежиться в безумной роскоши, не ударяя при этом палец о палец? Разве плохо, когда вещи называют своими именами? Смелых людей необходимо вознести на самые высокие пьедесталы, точно так же, как нужно указать малодушным на подобающее им место? В мире много людей, которым приходится рисковать своей жизнью во благо всего общества, при этом же они не получают и сотой доли того, что заслуживают… Почему честность занимает так мало места в этом мире? Алчность, жестокость, жажда власти - вот что мешает проявиться лучшим качествам человека») выглядит столь искренней и прочувственной, что от нее не отказался бы и сам Робеспьер. Стирпайк, желающий искоренить жестокость и жадность, сам алчен и жесток, более, чем кто-либо в Замке…

Но Стирпайк не единственный герой, чье желание править похоже на одержимость. Сестры Графа Клариса и Кора также жаждут власти и почестей. Собственно говоря , это единственное, о чем они вообще способны думать(« В их головах хватало места лишь для одной мысли зараз»(Пик 2003:245).

Одержимость проявляют и родители Титуса - Граф и Графиня Горменгасткие. Лорд Сепульгравий  погружен в черную меланхолию и «единственным, что еще способно было вызвать у него хоть какой-нибудь интерес, остались книги его библиотеки»(Пик 2003: 64). Его супруга леди Гертруда , повсюду сопровождаемая свитой из нескольких сотен белых котов, окруженная стаей птиц, больше заботится о своих питомцах, чем о собственном ребенке- за шесть лет она увидит Титуса ровно шесть раз.

Сестра замкового доктора- Ирма также одержима. Она страстно мечтает выйти замуж. Неважно за кого. Ограниченная и манерная, она является центром комической линии повествования.

Ее брат Альфред Прюнскволлорер на первый взгляд может показаться нелепым и претенциозным. У него невыносимо высокий голос, смех, способный свести с ума и аффектированная жестикуляция. Но вместе с тем доктор одним из первых догадывается об истинной сущности Стирпайка, и в борьбе с последним проявляет глубину и здравость мыслей, искреннюю, глубокую любовь к Титусу и сострадание его участи.

А Хранитель Ритуала, одноногий Баркентин , напротив, представляется почти лишенным человеческих чувств(«Единственной его любовью была любовь к мертвой букве замкового закона, слепая , страстная и жестокая. Любовь неистовая, как ненависть. Ко всем членам семьи Гроанов он относился с меньшим почтением, чем к самому незначительному и скучному из обрядов, который им было положено выполнять. Он склонял перед ними свою старую голову лишь как перед символами традиции…»(Пик 2004: 321).

Абсолютное большинство героев- люди солидного возраста, а то и откровенно старые и не желающие никаких перемен в своей заранее расписанной жизни .(« Они норовят связать нас по рукам и ногам, втиснуть в выдуманные ими схемы, извести нас попреками и заставить работать на них. Все старики таковы»(Пик 2003:389).  И здесь можно говорить  об извечном конфликте поколений, где молодость заведомо права.

Однако помыслы "разрушителей" различны и эволюционируют по мере увеличения возраста. Так сам Титус идет против ритуалов в силу своего младенчества. Согласитесь, сложно следовать правилам, если ты не понимаешь их самих, а уж про смысл и говорить смешно. Фуксия, его сестра, находится в более сознательной стадии развития и своими действиями протестует против скуки её окружающей. Не оправдав надежд матери, она предоставлена самой себе и старой нянюшке, разговоры которой сводятся к постоянным жалобам старушки. Мечтая о грядущей власти, Фуксия не предпринимает ничего для её захвата, предпочитая отправляться в мир, создаваемый своим воображением на пыльном чердаке, пока туда не врывается Стирпайк, пожалуй, главное действующие лицо первой части. Он уже не мечтает о власти, а завоевывает оную, не гнушаясь даже запугиванием и поджогом, пробиваясь с задворков кухни, в помощники Хранителя Ритуала…

Титус Гроан вносит перемены в ветхий и давно устоявшийся мирок Горменгаста самим фактом своего рождения.( «Книга не случайно начала проступать в блокнотах Пика именно тогда, когда на свет появился его первенец»(Назаренко2004:50)).

Титусу Гроану на последних страницах одноименной книги едва исполнилось полтора года. Какова его роль и почему он так подозрителен всем Хранителям Ритуала?

Титус — это свобода, вернее, ее поиск. Это изменение. Эволюция, если угодно. Он — тот, кто снова и снова пытается вырваться из Замка, отречься от его ветхих ритуалов. Уже в миг крещения младенец рвет священную книгу Горменгаста — «таков был первый из известных истории кощунственных поступков Титуса»(Пик 2003:126) . Он наименее яркий из всех героев именно потому, что, в отличие от них, нормален — и может помыслить об иной жизни. Титус и Стирпайк — два облика бунта: оба ни во что не ставят Традицию, но если первый жаждет избавиться от ее, то второй — использовать в своих целях. Поединок между ними неизбежен, и он состоится во дни великого потопа, когда огромный Замок будет затоплен чуть ли не до самых крыш...

И финал, последний мощный аккорд. Титус покидает замок — как он полагает, навсегда. Он свободен. Но провожает его голос матери: «Идти-то ведь некуда. Ты только опишешь круг, Титус Гроан.Дороги нет- нет даже тропы, кроме тех, что возвратят тебя к дому. Потому что все дороги ведут в Горменгаст.»(Пик 2004:603).

«Мервин Пик вслед за романтиками позапрошлого века, одушевляет место действия книги. У замка Горменгаст появляется хребет, временами действие книги приостанавливается и мы видим внутреннюю жизнь этого каменного существа - беззвучно открываются двери, пробегают в полутьме невидимые твари, стены пульсируют и раздвигаются - четкого плана замка составить нельзя, по описаниям его лабиринты кажутся одновременно безразмерными и компактными. Здесь царит вечная осень и читатель, которого порой посещает меланхолическое настроение, найдет странную прелесть в картинах смерти и разрушения, увиденных зорким глазом профессионального рисовальщика Пика. Рефреном проходят через текст описания "гниющего дерева" и "волглого камня" (по этому эпитету заметно, что переводчик романа С. Б. Ильин прошел набоковскую школу - его витиеватый язык идеально описывает изломанную реальность "Горменгаста") - в этом графстве что-то прогнило»(Якшин 2004:40).

«И что ни день, совершаются мириады событий. Расшатавшийся камень падает в верхушки башни. Муха замертво валится с треснувшего оконного стекла.

Дни изнуряют месяцы, месяцы изнуряют годы, и приливы мгновений грызут, как неугомонный прибой ,черное побережие будущего.

Какая-то спячка окутала замок. В нем не то, чтобы не происходит ничего, но даже в самых важных событиях присутствует что-то нереальное. Как будто некое странное колесо судьбы завязло в давно поджидавшей его яме…

Хоть недостатка в событиях не было, как и не возникало вопросов насчет их существенности, острота восприятия, способность осознавать их притупились, и никто, в сущности говоря, не верил, будто происходит хоть что-то. Замок словно оправлялся от болезни- или приготовлялся вот-вот заболеть. Он тонул не то в тумане расплывчатых воспоминаний, не то в нереальности тревожных предчувствий. Непосредственность жизни его утратилась. Исчезла резкость очертаний. И свежесть звуков. На все опустилась завеса- завеса, которой никто не мог разодрать» (Пик 2004:403-404).

Если же говорить  о языке и повествовательной манере, то обе части изобилуют подробнейшими и изощреннейшими описаниями природы, воздуха, цвета. Почти все без исключения описания кажутся несколько тяжеловесными ,но это не недостаток, а достоинство авторского стиля, «ибо замшелые камни башен и свинцовое небо требуют соответствующего языка. Кто же будет требовать от статуи Командора легкости мотылька?»(Малков 2004:38). Во второй части добавляются не менее детализированные, и от того особенно жуткие описания убийств. Подобное любовное внимание к деталям заставляет вспомнить творения Гомера. У М.Пика глава романа может целиком состоять из описания комнаты, куда случайно заходит Титус, во время своих исследований замка(«Горменгаст», глава 12), или исполненные дурных предзнаменований передвижения тени Стирпайка(«Горменгаст», глава 38), где тень этого «анти-героя»(Тепляшин 2003:10)казалось, символизирует все то зло, которое он носит в себе и контроль над которым  уже потерял. Подобная эпическая неторопливость повествования лишь усиливает атмосферу затхлости и угнетающей губительной пустоты, царящей в Замке ,и помогает читателю почувствовать гротескную нелепость персонажей. А может быть, в столь нездоровом деградирующем мире и природа выглядит уродливо?

Хотя Титусу она видится прекрасной и манящей. 

В любом случае, Пик сделал все, чтобы от чтения бежали мурашки по коже там, где необходимо, чтобы зевалось там, где это уместнее всего, чтобы смеялось там, где сил нет терпеть, чтобы грустилось и возмущалось, чтобы было страшно и омерзительно. Чтобы вместе с Титусом хотелось вырваться на волю…

«Мир, созданный в “Титусе Гроане”и «Горменгасте» не хуже и не лучше нашего, — он просто другой. Он впитал в себя нашу историю, культуру и ритуалы и после этого застыл, отказавшись от движения, на месте — питаясь самим собой, в самом себе находя стимулы существования, отгородившись от всего остального»(Э.Беджесс 2002:69).  

«Перед нами — обладающее тонким букетом вино фантазии, охлажденное интеллектом как раз до нужной температуры. В сущности, у этого романа близких родственников во всей нашей прозе нет. Блеск его уникален, и мы совершенно правы, причисляя его к современной классике»(С.Ильин 2000:67).

переход ->  I      II      III