Сайт о замке "Горменгаст"  

Мервина Пика и его обитателях 

Горменгаст (AU)

Автор: Sanseverina

Страницы:  | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |

Глава 10

Когда дверь отворилась – а случилось это только к вечеру следующего дня – Стирпайк с изумлением увидел на пороге затянутого в строгие церемонные одежды Поэта, которого по старой привычке считал бесполезным бумагомарателем, участвующим в жизни Горменгаста только по особо торжественным дням, когда требовалось выступить с какой-нибудь занудной стихотворной одой. Раздраженный вынужденным бездельем, промерзший до мозга костей в сырой башне, толстые стены который не успевали прогреться в течение короткого осеннего дня, он чувствовал, как четко работавший механизм его мозга замедляет темп, впадая в ленивую сонливость. Память не сразу вернула ему тот безрадостный факт, что вот уже четвертый день, как мистер Орнейт, вялый, немолодой, уныло-возвышенный в речах, со своей нелепой козлиной бородкой и лошадиной физиономией – его ученик и помощник. Стирпайк смерил его уничтожающим взглядом, подумав, что самое время припомнить самые звучные из выражений покойного Баркентина, чтобы стать его достойным преемником и по части ругани также. Поэт и сам был смущен – неожиданные повороты герцогских распоряжений ставили его в неловкое положение. Вот и сейчас его отправили сообщить узнику, что он волен выйти на свободу – подчиненный милостиво выпускал из плена того, кто должен отдавать ему приказы. Заметив, что ученик скорее растерян, чем склонен предаваться злорадству, Стирпайк несколько расслабился и равнодушно отвернулся от него. По-прежнему не радовало, что его насильно обзавели помощником, но раз поделать с этим ничего нельзя – пока нельзя – лучше этот недотепа, нежели кто-то вроде него самого… только и ждавший, как бы заполучить власть в собственные руки. «Вот, что чувствовал Баркентин в свои последние годы», - осознал он. Смутную непреходящую тревогу. Кто-то постоянно дышал ему в затылок, покорный с виду, затаившийся в терпеливом хищном ожидании, пока добыча ослабнет или допустит ошибку, и тогда можно будет запустить в нее когти. Такое могло свести с ума… если долгие годы жить в подобном напряжении.

- Была ли проведена церемония посадки ячменного зерна? – высокомерно поинтересовался Стирпайк, переступая порог темницы с таким видом, словно добровольно посвятил сутки отшельничеству и самопознанию.

- Да, мистер Стирпайк, однако… произошли неприятные события, который, возможно, помешали сделать все идеально точно.

- Какие же?

- Дело в том, что исчезла Книга, и никто не знает, где она сейчас. Леди Фуксия любезно подсказала мне, что нужна еще одна, где содержится наиболее полная информация, необходимая для организации ритуала. Таким образом… ритуал провели, но…

- Но что? – уточнил Стирпайк с непроницаемым видом, хотя в душе у него все бурлило от злости – он все-таки надеялся, что без него и без Книги обитатели Замка впадут в младенческую беспомощность… но они справились. Хотелось бы ему знать, каким образом. Поэт с готовностью принялся объяснять:

- Согласно тем подробностям, что сумела восстановить в памяти леди Гертруда, леди Фуксия… кое-что припомнил профессор Беллгроув… и еще доктор Прускволлор очень старался и кое в чем сумел помочь нам. Может быть, не совсем точно, но мы думаем, что не так уж погрешили против священных традиций.

Если б Стирпайк не привык за годы службы держать свои чувства в узде, он не подавил бы проклятия. Что ни день – то новый сюрприз. И каждый напоминал ему о тщетности его усилий. Если эти Гроуны научаться обходиться памятью и перестанут уделять внимание мелочам – то-то будет весело. На кой черт им только в этом случае Хранитель ритуалов… решительно незачем. Более чем сомнительный результат семнадцатилетней выдержки.

- Что предпринято для поисков Книги? – резко спросил он, поймав себя на том, что подражает-таки обвинительным интонациям погибшего учителя, как будто это именно упущение глупого ученика причинило Горменгасту столько неприятностей.

- Леди Гертруда сказала, - Поэт виновато кашлянул, - что этим займетесь вы, мистер Стирпайк.

- А! – любой иронический комментарий пропал бы втуне, и Стирпайк ограничился неопределенным кивком. – В галерее все готово?

- В галерее, какой галерее?

- В той галерее, что висят портреты предков, естественно. Разве в замке так много галерей?

- А что именно там должно быть готово? – робко спросил Поэт. Его заискивающая манера раздражала, Стирпайку казалось, что человеку в годах не пристало лебезить перед тем, кто был младше по меньшей мере лет на пятнадцать. Может, он и сам когда-то держал себя с похожим подобострастием, но тогда все было иначе и простительно для мальчишки, который не по-детски ясно сознавал, что любой каприз может ввергнуть его обратно в клоаку, из которой он чудом вырвался.

- Очень печально, что вы этого не знаете, - воспоминание о делах семнадцатилетней давности неприятно уязвило Стирпайка. Видеть перед глазами пародию на самого себя – вовсе не то, что могло помочь взбодриться. И пожалуй, третировать этого стихоплета может оказаться вполне себе милым развлечением…

- Правда, печально, но к сожалению… боюсь, я ничего не знаю ни о какой галерее.

- Приготовьте все для церемонии поклонов предкам. К завтрашнему дню. К полудню, если точнее.

- К несчастью, что именно «все» мне неизвестно. Не могу не сожалеть о своей бесполезности, но тем не менее… к несчастью, никогда не готовился к этой работе.

- Два «к несчастью» и два «к сожалению». Третья часть вашей речи сплошные паразиты. Какие поэмы можно писать со столь бедным словарным запасом?

- Но я…

- Портреты должны быть аккуратно развешаны согласно датам рождений Гроунов. Они хранятся в темной кладовой, чтобы не портились краски, - пояснил Стирпайк, жестом обрывая обиженные излияния.

- И сколько их там? – осторожно уточнил мистер Орнейт, предчувствуя недоброе.

- Семьдесят шесть герцогов, их жены – к слову, некоторые из них, овдовев, повторяли брачный опыт, - их младшие дети, не унаследовавшие короны, но также запечатленные в генеалогическом древе. Думаю, что-то около четырехсот, - ядовито обрисовал положение Стирпайк. К его удовольствию, лицо Поэта вытянулось.

- И к завтрашнему полудню…

- О да. Нужно было заняться этим еще вчера, тогда не было бы никакой спешки. Отправьте людей достать и протереть портреты, а сами возьмите родовое древо и следите за порядком. Портреты надписаны… ничего сложного. Я проверю – утром. Будьте в десять часов в галерее, я осмотрю результат вашей работы.

Поэт семенил следом, как послушная собачонка, все еще не веря своим ушам – что ему придумали такую унылую и неблагодарную работу, которая займет всю ночь, и то если повезет, и портреты вразумительно подписаны и не свалены в такую кучу, где дети пятнадцатого Гроуна соседствуют с третьей женой шестьдесят восьмого. С трудом избавившись от назойливых расспросов ученика, который похоже собирался выполнять поручение с дилетантским усердием новообращенного, Стирпайк поднялся к себе в комнату и там только вспомнил, что забыл потребовать обратно ключи, и они остались у Фуксии. И хотя запасная связка у него имелась, - предусмотрительность была его самым полезным свойством, - ему вовсе не улыбалось тащиться на чердак и искать там свой тайничок. Он устал от длительного безделья, промерз и как о манне небесной мечтал о горячей воде, чтобы смыть с себя многодневную пыль.

Однако стоило наудачу толкнуть дверь, как выяснилось, что она не заперта, а внутри суетится слуга, исполняя его заветное желание – привести себя в божеский вид, отогреться и выспаться.

- Меня прислала леди Фуксия, - поторопился объяснить непрошеный гость, высовывая нос из-за груды чистого белья. Забота польстила Стирпайку, и он безмолвно кивнул, пряча от слуги победоносную улыбку.

Сама Фуксия появилась час спустя, когда, отмывшись и воздав должное ужину, он задумчиво осматривал замок сейфа, гадая, каким образом его содержимое могло бесследно исчезнуть, если на нем не видно царапин или других следов вскрытия. Он даже успел задаться вопросом, не подшутила ли над ним Фуксия в отместку за провал поисковой авантюры, перепрятав Книгу и солгав ему о пропаже. Стук в дверь застал его в состоянии нездорового веселья – хороши жених и невеста, если чуть что – каждый подозревает другого в предательских кознях, и если недоверчивая настороженность принцессы хотя бы имела под собой основания, исключая разве что «покушение» на Тита, то его собственные сомнения смехотворны и необоснованны, потому что Фуксия и двуличие – вещи несовместимые.

Странно было принимать Фуксию почти по-домашнему, прежде они встречались только на нейтральной территории, где ничье нескромное присутствие не могло нарушить уединение, и даже речи не могло идти о том, чтобы пригласить ее в свои комнаты даже с самой невинной целью. Молчаливо подивившись ее храбрости – сам-то он, заручившись ее согласием и приняв решение подчиниться изменившимся обстоятельствам и не откладывать решающее сражение, огласки не боялся – Стирпайк посторонился, пропуская ее, и плотнее запахнул халат, пряча самые безобразные из шрамов, оставленных огнем на груди и шее. Он был польщен, встревожен и заинтригован – одновременно. Он сделал ей предложение, верно, но никак не ожидал, что она так скоро презреет условности и начнет вести себя, как будто до свадьбы остались считанные часы, и она уже почти жена.

- Ты пришла отдать мне долг? – поинтересовался он самым легкомысленным своим тоном.

- Какой долг? – Фуксия удивленно встрепенулась.

- За помолвку. Разве ты забыла? – притянув гостью к себе, он коснулся ее губ быстрым поцелуем, скорее призванным напомнить, чья она, чем разбудить страсть.

- Мне тревожно, Стирпайк, - призналась она, увернувшись от продолжения, но не пытаясь высвободиться. – Мама очень подавлена. Из-за Тита, я думаю. Хотя она не хочет говорить со мной об этом. Мне тоже больно, но с ней все иначе, она ведет себя очень странно. Меня словно пытаются выпроводить, когда бы я ни зашла к ней. Она никого не хочет видеть, кроме доктора Пруна… И еще, о Книге – мама, мне кажется, все равно подумала, что она у тебя. Сказала, что раз ты пользовался ею последним, значит, и должен отыскать ее, и ей все равно как – способ ее не касается. Так она сказала…

- Я знаю, Фуксия. Мой ученик уже обрадовал меня этой вестью.

- Она очень странно ведет себя, - настойчиво повторила Фуксия. - Я не умею описать словами как и в чем это выражается, но у меня душа не на месте.

- Ты пришла из-за этого? – он ощутил легкий укол разочарования, отвага девушка имела вполне прозаический мотив – сначала Тит, теперь Гертруда, - родня словно задалась целью довести ее до белого каления, и похоже, им это отлично удавалось.

- Стирпайк, мама всегда была необычной, но загадочного стало слишком много даже для нее. Я поняла бы, если бы она ругала меня или сердилась, но нет. Ей не до меня, я понимаю, в такой момент не станешь думать о второстепенном… но откуда тогда ее непонятное поведение? Что может она скрывать от меня и зачем?

Секундное колебание – привычка к скрытности удерживала от необдуманных действий с непредсказуемыми последствиями, и Стирпайк увлек ее за собой вглубь комнаты. Что-то подначивало его рискнуть и приоткрыть завесу, несмотря на опасность подобных откровений. Пусть неосторожный шаг мог оттолкнуть принцессу, которую только удалось приворожить, но ему так надоело притворяться… и он так отчаянно нуждался в ком-то, кто восхитился бы его многолетней выдержкой, хитростью и умом. Он сам готов был признать, что ступает по хрупкому и скользкому льду, но захотелось поиграть с судьбой, а отказывать себе даже в такой прихоти он не привык, тем более, Фуксия была зависима – ее репутация находилась в его, Стирпайка, руках.

- Давай-ка посмотрим, чем занята твоя мать, раз уж это кажется тебе таким таинственным, - сказал он, усаживая удивленно вскинувшую брови девушку на скамеечку около камина. Он убрал фальшивую заднюю стенку, пошарил рукой в черных недрах и опустил рычажок с зеркальцем, внимательно прищурившись и выставляя нужный угол. Затем встал и вытер руки чистым полотенцем:

- Готово, Фуксия, ты можешь посмотреть.

- Что там? – неуверенно пробормотала она, не двигаясь с места.

- Покои твоей матери. Не бойся, она не может тебя видеть, - произнес он насмешливо. Несколько мгновений она сидела не шевелясь, и Стирпайк решил, что принцесса сейчас вскочит и выбежит прочь. Но она не убежала, в конце концов встала и нагнулась посмотреть. И сразу же отшатнулась.

С любопытством естествоиспытателя Стирпайк ожидал дальнейшей реакции. Предвестников скандала не наблюдалось, хотя он мог бы поклясться, что еще недавно не поздоровилось бы ему после такого открытия. Но Фуксия Гроун все больше попадала под его влияние, и вот благородную леди уже мало шокирует, что он подсматривает за ее матерью…

- К-как это сделано? – спросила она с усилием, заметно запнувшись на первом слове.

- Это зеркала, - он с каменным спокойствием пожал плечами и склонился над отражением, где двойник герцогини Гертруды сурово шевелил губами, произнося неслышимые речи. – Зеркала и никаких сказочных чудес. Посмотри, твоя мать о чем-то секретничает с Прунскволлором.

- И давно ты подглядываешь за мамой?

Он едва не рассмеялся ее наивности.

- Лет десять. Или нет, пожалуй, даже больше. Годы пролетают быстро… чтобы запомнить такую подробность.

- Ты подглядывал и за моим братом?

- Он всего только мальчик, что интересного можно почерпнуть из таких наблюдений – как он решает задачи или играет с бумажным корабликом?

- И за мной? – не унималась она.

- Иногда. Если очень сильно хотелось тебя увидеть, - Стирпайк дал бы руку на отсечение, что такая формулировка подействует, и она не слишком оскорбится. Тем более, не такая уж это и неправда. Когда тебе двадцать лет и единственная миловидная девушка в округе недоступна… мало ли глупостей можно совершить.

- Как тебе не стыдно, - проговорила она, съежившись и разглядывая свои руки с таким интересом, словно обнаружила, что они меняют цвет, как шкурка хамелеона. – Ты должен был солгать сейчас.

- Не захотел, - он тихо рассмеялся. – Не я первый в этом мире, кто тайком любовался красивой девушкой, так что не чувствую особенной вины. Да не бойся, я не подсматривал, как ты переодеваешься или что-то в этом духе, не такой уж я старый и развратный, чтобы… Фуксия, ты знала, что твоя мать передвигается на костылях?

- Что?! – воскликнула принцесса, сразу же подскочив и через его плечо заглядывая в зеркальце. – Что это значит?

- Что значит – не знаю, но вот тебе и ответ, почему леди Гертруда не хочет видеть никого, кроме доктора, у нее самая уважительная из причин для общения с кем-то сведущим в медицине… Если я правильно тебя понимаю, ты тоже упустила момент, когда это произошло.

- Мама ни на что не жаловалась. Не упоминала, чтобы что-то случилось. Она все время сидела, но и раньше-то никогда не была особенно подвижна… - взволнованной скороговоркой проговорила Фуксия. – Если бы слышать, о чем они разговаривают!

- Вижу, ты вошла во вкус, Фуксия… Нет, мы, конечно, можем подобраться к ним поближе и послушать, о чем идет речь, но это хлопотно и навряд ли мы узнаем что-то сверх того, что видим, - заметил он, решив про себя, что такие любопытные сведения можно заполучить и без принцессы над душой. Отчего-то казалось, что все эти тайны могут оказаться даже интереснее, чем выглядят на первый взгляд... и, возможно, весьма опасными. Не проста герцогиня, ох и не проста…

- Ничего не говори о том, что видела, Фуксия, так будет лучше. Пусть твоя мать поиграет с Прунскволлором в шпионов, если их это развлекает. Знаешь, возможно, эта таинственность объясняется очень просто, каким-нибудь забавным недоразумением, которого она стыдится – упала, к примеру, споткнувшись о любимую кошку и не хочет, чтобы над ней смеялись. Главное, ты ведь успокоилась? Увидела, что ничего особенно загадочного в Замке не происходит?

- Успокоилась… отчасти. Но мне-то она могла сказать?

- Нам не следовало покидать замок вместе, Фуксия, естественно, леди Гертруда на тебя сердита. Она оттает, со временем.

«Или возненавидит, когда узнает, что родная дочь собирается породнить Гроунов с семьей кухонной прислуги…» - дополнил он про себя.

Фуксия неуверенно кивнула и с трудом отвела взгляд от завораживающе поблескивавшего зеркальца. Спрятав хитрое приспособление обратно за эрзац-стенку и размешав кочергой холодные угли, придавая камину заброшенный вид, Стирпайк потянулся и бегло глянул на часы. Вполне возможно, кто-то из людей герцогини сейчас докладывает хозяйке, где сейчас находится ее единственная дочь. И раз уж Фуксия не способна сохранить тайну, жаль, что трудно вознаградить себя, застав этот момент истины и вдоволь налюбовавшись выпученными глазами и потрясенно открытым ртом леди Гроун.

- Останешься у меня? – поинтересовался он нарочито непринужденным тоном.

- Нет, конечно! – вздрогнув, Фуксия потянула к себе мантилью. – Мне нужно вернуться.

- Если хочешь, я оденусь и провожу тебя.

- Ни к чему, тут негде заблудиться, - Фуксия вдруг остановилась, уже с кружевной накидкой на плечах и готовая уйти, даже протянув руку к дверной ручке. Она так старалась забыть, забыть, как ночной кошмар, и почти преуспела… Те глаза во мраке. Шаркающие шаги. Дикий ужас, охвативший ее, и свист чужого дыхания, шумного, как паровой котел, в угрюмой неприветливой темноте неосвещенных переходов… Она обернулась: тайна за тайну.

- Есть еще кое-что, - сказала она. – Обещай только не смеяться надо мной, - и Фуксия изложила суть своего ночного приключения.

Изумление Стирпайка было так велико, что даже гнев отступил на второй план.

- И когда это было?

- В ночь после того дня, когда я вернулась после того… «похищения».

- Но почему, почему ты скрыла?

- Я хотела поскорее забыть, выкинуть из головы… я очень испугалась.

- Это не ответ, Фуксия.

- Я была раздосадована, что ты не пришел мне на помощь, когда я звала тебя.

- Это ближе к правде. Но все равно несправедливо… Если б я мог придти, неужели я бы оставил тебя в беде!

- Но ты не пришел. А мне было по настоящему плохо и страшно.

Женщины обладают поистине необъяснимой логикой, - подумалось Стирпайку. Пока он обдумывал рассказ Фуксии, память услужливо подбросила ему тот зловещий шаркающий звук, который он слышал когда-то, шагая взбешенным и обезумевшим по направлению к заброшенным покоям Коры и Клариссы в восточном крыле замка. Тогда, сопоставив подозрительные шаги и известие, что Флей вернулся в Горменгаст охранять своих драгоценных хозяев, из-за ерунды выкинувших его на помойку, он решил, что это старый слуга и крался за ним следом, а сделав такой вывод - выбросил происшествие из головы, поскольку Флей нашел последнее пристанище на кладбище для доверенных слуг. Однако… не поторопился ли он с выводами? Действительно ли Флей похоронен и смирно лежит на погосте? Стоит ли всерьез рассматривать версию, будто беспокойный слуга и привидением вернулся оберегать герцогских детей? И если предположить, что живым ли, мертвым ли, но Флей все еще в Горменгасте, с чего бы ему пугать Фуксию и прятаться от нее? Впрочем, Фуксия с каждым днем утрачивает доверие своей семьи, не исключено, что и пронырливый слуга, раньше благоволивший к ней, считает, что любовница врага и сама враг.

- И все-таки обожди, Фуксия, не стоит тебе ходить так поздно без провожатых.

- Я у себя дома. Неужели я не могу чувствовать себя в безопасности в собственном доме?

- Твой дом, похоже, наводнили крысы, которые снуют тут повсюду, утратив всякий страх. Дай мне пять минут. И еще, Фуксия. Нам пока лучше видеться днем. Не нравится мне, что ты одна бродишь по закоулкам, где неизвестно кто прячется. И когда найдется Книга, то мы и вовсе прекратим таиться ото всех. Ведь так? Мы просто скажем твоей матери правду.

***

Любопытство Стирпайка было слишком раззадорено, чтобы, удостоверившись в том, что принцесса без приключений добралась до своих комнат, смирно вернуться к себе. Пусть час был поздний для визитов незамужней леди к мужчине, но и для того, чтобы выслушать рекомендации лекаря, также время было не вполне подходящим. Можно было дать руку на отсечение, что речь там идет не о врачевании. А о чем именно шла речь, ему очень хотелось выяснить.

Сделав на всякий случай крюк и выждав немного, проверяя, не приглядывал ли кто-то за Фуксией – беспечность ее матери становилась весьма подозрительной, он спустился потайной лестницей к герцогским покоям и, достав из кармана слуховую трубку, приставил к стене.

Бормотание было неясным – в комнате разговаривали, но приглушенными голосами. Он напрягал слух, и несколько раз сменил позицию, пытаясь подобрать ту, в которой звук пробьется сквозь стену. Низкий, отрывистый голос Гертруды долетал до него, однако так нечетко, сливаясь в невыразительный гул, что невозможно было разобрать что-либо для себя полезное. Затем она вдруг повысила голос, и слова на короткое мгновение обрели смысл – он уловил название одной из самых высоких башен Замка. Стирпайк постоял еще, гадая, придавать ли значение тому, что подслушал, или параноидальные мысли печальное, но неизбежное следствие событий последних дней. Мало ли поводов у герцогини помянуть башню Филинов. Может, она вспоминала об ужасной участи, постигшей ее венценосного супруга. Или сокрушалась о лености слуг, нерадивость которых стала причиной обветшания древнего строения. Как бы там ни было – вредная старуха не желала говорить нормальным человеческим голосом и шипела что-то по-змеиному, так что услышать ее было под силу разве что летучей мыши. Он вздохнул с неудовольствием, покидая свой пост. Ничего умнее, чем некоторое время оставаться начеку, внимательно отслеживая все, что может так или иначе касаться упомянутого сооружение, придумать не удавалось…

Если с герцогиней не вступать в пререкания и ничем не выдавать отсутствие умиленного восхищения по поводу ее кошек, ее птиц и ее сына – и именно в таком порядке убывания важности предмета восторгов для собственной безопасности, жизнь могла быть вполне переносимой – такую убежденность Стирпайк вынес из своего многолетнего сосуществования с правящим домом. Сделать из бездельника-стихоплета толкователя Закона? О, с дорогой душой. Разыскать священную Книгу? Пожалуйста, с этим не будет никаких проблем. В кратчайший срок? Безусловно, в кратчайший, об ином и речи не может идти – ведь это Книга! Хорошо бы и правда знать, куда она запропастилась…

Но он не знал и смутно представлял себе, в каком направлении вести поиски – Горменгаст был огромен, и в нем хватило бы места для тысячи надежнейших тайников, где удалось бы спрятать не Книгу – целую библиотеку. А раз так, то и пустой трате сил он предпочитал выжидание. Спусковой крючок все равно был нажат, так что трудно ожидать, что выстрел так и не прогремит. Если Книгу взяли, то уж очевидно не для того, чтобы почитать на сон грядущий. Здесь скрывался некий умысел, и нет сомнений, что вор себя проявит – вот и незачем пытаться вспугнуть добычу, которая и сама бежит прямо на ловца. Суета могла только испортить дело. Сосредоточиться и прицелиться – вот задача охотника, а не бегать за диким кабаном, пытаясь дернуть его за хвост. В свете рассказа Фуксии Гроун кража становилась весьма любопытным поворотом. Он был почти уверен в том, что знает теперь каким образом – и вовсе не таинственным и не волшебным - исчезла Книга. Просто кто-то взял ключи из его кармана и, надо полагать – изготовил себе слепок. И если Фуксия видела кого-то в ту ночь, когда Прунскволлор вывел его из игры, опоив снотворным, легко предположить, что тут имелась прямая связь. То-то и показался ему странным беспорядок поутру, и кольнул небрежно брошенный сюртук. Видимо, этот некто и рылся ночью в его вещах, некто догадавшийся – или знавший наверняка – что путь свободен. Таким образом, в число главных подозреваемых сразу попадал доктор, которому видно мало стало своей должности, и он намеревался расширить полномочия, шпионя для своей госпожи. Правда, его трудно было вообразить в виде лже-призрака, запугивающего Фуксию, но в Горменгасте последнее время творилось такое, что ничего нельзя было считать слишком странным.

Таким размышлениям, и уже в который раз, предавался Стирпайк, заняв удобный наблюдательный пост на крыше, где было тихо, привольно и открывался чудесный вид на башню Филинов. Порывы осеннего ветра пытались изгнать его из своих владений, но он не обращал внимания на капризы беспомощной стихии. Создавая иллюзию, что он поглощен розысками основополагающего тома, определяющего жизнь Замка, Стирпайк на самом деле не ударил пальцем о палец, хотя количество поручений, которые получали из его уст слуги и стражники, превышало все мыслимые пределы. Они обыскивали, копали и рылись среди старья. Они обшаривали самые темные и грязные закоулки замка в угоду его подозрениям и сведениям, полученным из самых надежных источников, что было вполне правдивым с его стороны утверждением - если только его собственная неистощимая фантазия могла таковым источником считаться. Это было почти так же весело, как морочить близнецов сказками про эпидемию и любоваться паническими взглядами, которыми они обменивались. Хотя все же нет - не так весело. Сейчас на карту было поставлено больше. И время больше не было ему союзником. И надоели ему до смерти игры, и не было теперь у него нужды доказывать себе, что он перехитрил всех, и могущественный Горменгаст ест у него с руки. Годы все расставили по своим местам, и с глаз давно спала пелена наивных заблуждений. Горменгаст покорится, это не требовало подтверждения и было только вопросом времени. Но покорится, как сломленный, голодный и рычащий от ненависти к себе волк, хватая кусок мяса из рук хозяина. Нечего и ждать, что он станет с собачьей преданностью лизать руки.

Получив предложение руки и сердца, Фуксия вела себя так, словно ее подменили. Стоило сделать его раньше – знай он, что это воздействует на нее умиротворяюще. Больше не было плохо скрытой враждебности и требований расшибиться в лепешку, но вернуть Тита – казалось, она поверила, что виной исчезновения брата было стечение обстоятельств, а не злой умысел. Когда он звал ее с собой, она шла беспрекословно. Все стало почти как раньше, до всех недоразумений и ссор. Только без сентиментальной чуши вроде декламации любовных стансов при луне. И нужный тон он усвоил в совершенстве – достаточно фамильярный, чтобы она не забывала, что их нынешние отношения это лишь временная передышка, затишье перед бурей, и не привыкала к платонической дружбе и беспечной болтовне, но резкость, нетерпение и любой намек на грубость с его стороны были исключены. Заполучив столь завидную невесту, он не хотел больше попадать впросак. Только надев на голову корону, можно будет позволить себе роскошь быть самим собой. И то – нужно поглядеть правде в глаза - далеко не всегда. Если хочешь не только отнять власть у законных владельцев, но и удержать.

Он мог показаться полностью расслабленным и погруженным в собственные мысли, но одним глазом он непрестанно приглядывал за башней, да и Фуксия была не той, с кем можно позволить себе забыться и утратить бдительность. Разутая девушка с дерзким огоньком в глазах, которая прогуливалась по краю парапета, вызывала ощущение двойственное и непривычное, от смутной тревоги до злобного торжества и щемящего «поздно». Он мог гордиться собой, но гордиться как раз и не получалось. Он приручил ее, эту гордячку-принцессу, но не так уж и уверен был, что одержал над ней верх.

- Здесь тень и дует, - пожаловалась она, обследовав каменный островок и вернувшись к нему с капризной гримаской. – Почему бы нам не перебраться на солнечную сторону? Тут под башней можно грибами порасти от сырости.

Она была права, но Стирпайк бросил быстрый взгляд на обманчиво безжизненную громаду башни, где на самом деле жизнь кипела и бурлила – по крайней мере, ночью, когда ее исконные обитатели бодрствовали. Сейчас, возможно, жизнь в ней и дремала – спрятав голову в пушистые коричневые перья. Но внутренний голос изрек твердое «нет», и он подчинился чутью.

- Здесь… безопаснее, - объяснил Стирпайк. – На солнечной стороне ты будешь бросаться в глаза не меньше, чем начавшийся пожар. Ты же не хочешь, чтобы сюда прислали стражников с бочками воды.

Она с оттенком недоумения развела руки и оглядела свой наряд – словно видела в первый раз. Платье было красным, хотя и не казалось ей таким уж ярким, чтобы привлечь внимание с огромного расстояния – люди внизу были мелкими, как насекомые, а чтобы увидеть ее нужно было задрать голову и долго всматриваться в бескрайнее море гранита и черепицы.

- Мы прячемся? – уточнила она, оторвавшись от созерцания юбки, которую немилосердно трепал ветер.

- Пока еще да. И будем еще некоторое время.

- И долго это некоторое время будет продолжаться? – поинтересовалась она чуть резче, чем можно было от нее ожидать. Стирпайк тщательно скрыл удивление. Принцессе неймется покончить с затянувшимся девичеством, это радует и внушает здоровый оптимизм, но понимает ли она, какой будет скандал, сколько будет крика, оскорблений и обвинений? Чтобы сделать такой ход, нужно быть уверенным, что у противника на руках нет козырей – вроде Книги, пропажу которой так легко свалить на него. У него и так много слабых мест. Чего стоят только эти резчики, которых он взял на содержание - за счет, естественно, герцогской казны. Если это выплывет – а выплывет обязательно, раньше или позже, тоже будет непросто выкрутиться…

- Нам нужна Книга, Фуксия. И мы не будем торопиться, пока не найдем того, кто решил сыграть с нами в прятки, да позабыл представиться, - ответил он уклончиво.

- Разве ты его ищешь?

- Конечно, - он ехидно улыбнулся. - Это разве незаметно?

- Нет, не очень, - протянула Фуксия с сомнением.

- Это потому что ты бездельничаешь вместе со мной. Если б ты сидела в своих покоях, у тебя создалось бы прямо противоположное впечатление - что я тружусь ради этого благородного дела, не покладая рук.

- Так ты ищешь Книгу или нет?

- Ищу. Будь терпелива, Фуксия, - он подозрительно покосился на ее, пытаясь угадать, какого рода чувство снедает ее – ее, не выказывавшую никакого недовольства своей незавидной участью в течение долгих-долгих лет.

- Мне надоело.

- Что именно?

Краска вдруг бросилась ей в лицо, словно она говорила о постыдном.

- Быть терпеливой. Смирной, - скупо роняла Фуксия, четко выговаривая каждое слово и внимательно глядя ему в лицо. - Всегда ждать. Всегда чего-то бояться. Это не жизнь.

Показалось ли ему, или она подталкивала его высказаться откровенно? Какого отклика она добивалась? И… настала ли пора? Что, если он ошибется, и она не готова, а эти жалобы не значат ничего, кроме того, что ей скучно и хочется новизны? Она стояла над ним, придерживая рукой разметанные ветром кудри, которые опутывали ей шею и падали на глаза – алый силуэт на самом краю отвесного провала, и всего один шаг отделял ее от вечности. Иногда казалось, она нарочно дразнит его, играя своей жизнью, дразнит, чтобы показать свою власть, потому что знает не хуже него, что все его планы без нее не стоят выеденного яйца. И только врожденное упрямство и нежелание потакать глупым причудам мешало ему схватить ее за шиворот и, выругав за недомыслие, оттащить от края.

Не дождавшись ответа, Фуксия горько вздохнула и, отвернувшись, стала смотреть на волнистую линию гор – почти лишенные зелени, они окрасились в грязно-бурые и серые тона – мрачные, но все же величественные.

- Тит был прав, Стирпайк. Жаль, что я так поздно его поняла.

Ненавистное имя заставило его вздрогнуть, машинально отодвинувшись дальше в тень и недружелюбно сверкнув глазами. Она обернулась, услышав шорох, и настойчиво продолжила:

- Любой риск того стоил. Лишь бы не оставаться тут навечно в плену, в клетке, которая никогда не была мне по-настоящему родным домом. Мне уже не пятнадцать лет, Стирпайк. А я только сейчас узнала, какой дивной красоты места таятся в нескольких часах езды от замка. Кто знает, может быть, это еще не конец, и мир тем прекраснее, чем дальше от Горменгаста?

- Сомневаюсь.

- Я чужая здесь, Стирпайк. Мама меня сторонится. Доктор тоже. Я не хочу провести всю свою жизнь – так.

- Ты повела себя несколько неосторожно, признай это, Фуксия.

- Если б они любили меня по-настоящему, их привязанность не измерялась бы благоразумием моих поступков. Они любили бы меня просто так. За то, что я это я. Даже если я не всегда права. Или сделала не то, что от меня ждали.

Он прикрыл глаза. Как ни странно, он понимал ее горечь, ее разочарование. В Замке еще не знали, как далеко зашла она в своем неповиновении, но уже отвергали ее. И тем самым играли ему на руку. Чем больше холодности и враждебности Горменгаст выказывал Фуксии, тем отчаяннее она цеплялась за него. Больше у нее никого не оставалось. Как, впрочем, и у него.

Должно быть, пора. Она дошла до крайней степени отчаяния и безысходности, и то, что он скажет сейчас, не оттолкнет ее – потому что некуда и не к кому ей бежать от него, и вряд ли возмутит – ведь ее сердце изранено несправедливостью и жаждет воздать каждому по заслугам, даже если ее разум твердит обратное. Она храбрая девочка и сможет сражаться. За него. И за себя.

- Все здесь могло бы принадлежать тебе, Фуксия, - проговорил он вкрадчиво. - Если бы ты пожелала, ты могла бы стать правительницей этого замка, и тогда ни одна живая душа не смогла бы приказывать тебе и запрещать делать то, что угодно герцогине. Это они искали бы твоей привязанности, твоей благосклонности, а не ты их.

Она странно улыбнулась.

- Все это, - она обвела рукой горизонт, - никак не могло стать моим. Все это могло принадлежать только Титу.

Семена бунта пали не на благодатную почву. Но все же - и не на каменистую пустошь. Прежняя Фуксия даже не позволила бы ему обсуждать подобное, гневно отчитала бы его и убежала прочь. Стараясь говорить мягко и не давить на нее, чтобы не спугнуть и не вызвать вспышку щепетильности, он произнес без нажима, спокойным, почти рассеянным тоном, словно речь шла не об их будущем, не об его дерзновенных мечтах – просто о традициях правящего дома.

- А если бы он не родился? Он ведь поздний сын, и могло так статься, что ты осталась бы единственным ребенком в семье.

- Наш род бы прервался и наступил бы ужасный конец, замок пришел бы в запустение и постепенно вымер бы, а вслед за ним и город... Если не отыскался бы кровный родич нашей семьи, но это не мое дело – изучать генеалогическое древо в поисках побочной ветви.

- Разве это справедливо, что какой-то дальний родич, чужак, вполне возможно, недостойный чести править Горменгастом, стал бы герцогом в обход тебя, родной, старшей дочери герцога?

Она неопределенно пожала плечами, нервно сплетая и расплетая пальцы и не глядя ему в лицо. Словно боялась, что он прочтет в нем нечто противоречащее правильным, осторожным словам.

- Так уж заведено.

- Однажды заведенный порядок может измениться, - заметил он мягко, хотя злая, хищная улыбка тронула его тонкие губы – но принцесса смотрела на горы, не на него. - Если бы ты хотела этого, Фуксия. Если бы по-настоящему хотела. Это было бы только справедливо. Ты достойна этого. И ты – дочь своего отца. Горменгаст мог бы – и должен - принадлежать тебе.

Оно угрюмо молчала, но не выказывала возмущения. Потом, вздохнув, подошла к нему и села рядом, просунув руку ему под локоть. Ее лицо приняло по-детски обиженное, несчастное выражение.

- Значит, ты думаешь, что все кончено – Тит никогда не вернется?

Стирпайк едва удержался, чтобы не фыркнуть с досадой – о чем ни заговори, Фуксия все сведет к младшему братцу. Но она не оскорбилась, наоборот: тянется к нему, ждет от него утешения. Что ж, утешение недорогого стоит… Он бережно обнял ее плечи.

- Прости меня, пожалуйста, Фуксия. Я знаю, это причинит тебе боль… но думаю, бессмысленно питать ложные надежды.

- Вот как… - пробормотала она, сжавшись под его пронизывающим взглядом, выжигавшим в ней остатки упований, возложенных на милосердие судьбы.

- Твоего отца искали две недели, Фуксия, - продолжал он безжалостно, деликатность теперь была роскошью, которую никак нельзя было себе позволить – по крайней мере, не сейчас. - Не думаю, что для Тита сделают исключение, этот срок еще покойный Баркентин назвал достаточным, чтобы назначить коронацию нового наследника. Одна неделя миновала. Скоро заканчивается и вторая… и тогда волей или неволей, но Горменгасту придется признать, что он осиротел.

- Скажи прямо, Стирпайк. Ты хочешь, чтобы я повоевала за право наследовать своему брату? Несмотря на то, что закон Горменгаста утверждает обратное?

- Я считаю, что ты в своем праве взять то, что принадлежит тебе по праву рождения, но не могу желать этого вместо тебя. Это твой род и твоя корона.

- Мне ничего по праву рождения не положено, Стирпайк.И ты об этом знаешь лучше всех.

- И ты считаешь честным по отношению к тебе, что придет какой-то человек, возможно, не питающий к Горменгасту и тени привязанности, возможно, старый и мерзкий, и сделает тебя приживалкой в собственном доме? Или тебя не приводит в ужас мысль, что семьдесят седьмой Гроун станет последним, и через несколько десятилетий только сквозняки да крысы будут резвиться в обители твоих предков?

- Есть закон. Честный или нет, справедливый или не слишком.

- Закон это Книга. Закон это я, Фуксия.

- Все знают, Стирпайк, что женщины не наследуют корону. Тут не нужен толкователь законов, это и так общеизвестно.

- Ты права. Этот факт слишком общеизвестен, чтобы на него опираться. Но что сказано в Книге по поводу замужества дочерей герцога в случае отсутствия наследников мужского пола?

- Не знаю. А что там сказано?

- Ничего особенного, по большому счету. Да это и неважно. Важно, что ты ответила «не знаю». Потому что это редкий ведь случай, на самом-то деле, чтобы наследников у герцога не было вообще. Хоть плохонькие и хилые наследники, но как правило бывали.

- Уж не хочешь ли ты подделать Книгу, Стирпайк? Это просто… кощунство.

- Почему подделать? – запротестовал он. – Толковать. Может быть, вольно. Но если ваши предки склонны к такому туманному выражению своих мыслей, когда одни и те же фразы можно понимать двояко – кто осудит, если из напрашивающихся вариантов будет избран тот, что работает на нужный вывод? Твоя мать не вечна, Фуксия. Кто-то должен будет взять правление на себя. Что дурного, если это будешь ты?

- Разве… я? – переспросила она с ноткой горькой язвительности.

- Фуксия, я-то выживу, даже если права на Горменгаст предъявит чужак. Если он захочет надеть корону – ему придется пред тем склониться перед традициями и принять заведенный порядок – вместе со мной как единственным носителем бесценного знания. Выживешь ли ты, если герцогом будет не любящий брат, а какой-нибудь желчный троюродный дядюшка, которого знатоки генеалогии извлекут из чулана, где он кормил мух двадцать последних лет?

- Почему бы мне и не выжить? Мне казалось… или мне показалось, что ты собирался жениться на мне?

- Конечно, - быстро кивнул он, ругая себя за нелепый промах. - Но при таком раскладе для тебя это шаг вниз. И даже леди Беллгроув сможет при желании не подать тебе руки при встрече. И никто не будет обращаться к тебе как к леди.

- Я как-нибудь с этим справлюсь… Есть кое-что и поважнее уважения Ирмы Беллгроув.

- Наверное. Но ради чего? Ради благополучия чужака? Горменгаст был бы только благодарен тебе, если попал бы под опеку мудрой, сильной и справедливой герцогини, которая сроднилась с ним, знает в нем каждую трещинку. Фуксия, я не предлагал бы тебе ничего подобного, будь в Горменгасте прямые наследники. Но их нет. Ты не возьмешь чужое. Просто заяви права на ничье. На твое по сути своей, что бы там не выдумали твои предки. И не сделать этого, на мой взгляд, как раз и означает предать Горменгаст и обречь на вымирание.

- Может быть, ты и прав.

- Фуксия? – проговорил он, задыхаясь от ликования. – Ты вправду так думаешь?

- Думаю? Не знаю. Я ничего не думаю, Стирпайк. Может быть… Может быть, не исполнять свой долг тоже может быть долгом.

- Фуксия, для меня так важно, что ты правильно меня поняла.

Ее губы были холодными, плотно сжатыми и солоноватыми – то ли от украдкой оброненной слезы, то ли от капельки крови, выступившей, пока она кусала их от волнения. Но в его руках она понемногу отошла, успокоилась и согрелась. Значит, он все сделал правильно. Сказал все, что нужно. Она не поверила до конца – но может оно и к лучшему. Тем проще будет править от ее имени, если она уже сейчас сознает, что не ей предназначена корона Горменгаста – как бы это ни звучало формально.

- Пора возвращаться. Мне нельзя недолго пропадать, - отстранившись, Фуксия смотрела на него серьезно и грустно, словно принятое решение тяжелым грузом давило на сердце. Он встал и молча подал ей руку… И едва не вскрикнул. Отвлекшись на обольщение принцессы своими грандиозными замыслами, он едва не пропустил самое интересное.

На соседней крыше – в его исконных владениях - находился человек. Посторонний человек - нескладный, одно плечо ниже другого, и на редкость маленького роста. Одним молниеносным движением Стирпайк толкнул Фуксию в узкое пространство за трубой и сам сжался возле нее, прильнув к каменному выступу и замерев – личинка насекомого, и та не смогла бы сойти за безжизненную щепку более образцово.

Фуксия вертелась в своем тесном закутке, пытаясь привстать на цыпочки и заглянуть ему через плечо. Он сердито шикнул на нее, наблюдая, как незнакомец неуклюже перебрасывает короткую ногу через препятствие и медленно исчезает в дымоходе, беззастенчиво пользуясь удобствами, которые давно были созданы для его собственных передвижений: имитациями ступенек, тросами, натянутыми для страховки, – все равно никто эти трубы по прямому назначению на использовал, а в качестве потайных дверей в любую часть замка они подходили как нельзя лучше. Кто бы мог подумать, что он позаботился не только о своих нуждах…

- Ведь он… Так похож на… - чуть слышно зашептала Фуксия у самого его уха, - на…

Стирпайк повернул голову, выжидая, что она скажет – хотя уже понял, что принцесса один в один повторит то, что уже мелькнуло в его сознании.

- На Баркентина… - закончил он вместо нее, заметив, что смущенная его настойчивым взглядом Фуксия смешалась и умолкла.

- Он ведь умер, - не очень уверенно проговорила Фуксия.

- Умер, - согласился Стирпайк. – Но вот такие в Горменгасте что ни день, то неприятности. Призрак Баркентина это именно то, чего нам всем недоставало для полноты ощущений.

- Но… тебе-то с чего беспокоиться, Стирпайк?

- Ты права, - он пожал плечами, высунувшись и настороженно оглядывая опустевшую крышу, - я не верю в привидений. Хотя вряд ли мой скептицизм внушит духу должное почтение… если он, конечно, на самом деле дух.

- Даже если это и впрямь дух… тебе он не сделает ничего дурного, наоборот. Ведь это ты пытался спасти несчастного старика…

Он машинально подался назад, под защиту древних башен, и искоса взглянул на Фуксию – воистину святая простота!

- Не думаю, что духи умеют быть благодарными, - ответил он с холодностью, которую не сумел утаить. Ее наивность иногда бесила. Хотя он и готов был признать, что напрасно так злится, ему это только на руку – правда ведь, ну что привлекло бы к нему хитрую, расчетливую девушку, хорошо разбирающуюся в жизни? Но Фуксия – Фуксия витает в облаках, ей удобно не спускаться с небес на землю, она и не пытается… - Пожалуй, все же стоит познакомиться с нашим потусторонним гостем поближе. Побудь здесь.

- Нет! Только не это! – воскликнула девушка в ужасе. - Пожалуйста, я не…

- Я только взгляну на нашего гостя поближе, что-то бодр он для поеденного червями трупа. И все.

- Я не хочу тут одна оставаться. Пожалуйста!

Фуксия попыталась удержать его за локоть, но он легко, как соринку, стряхнул ее руку

- Не вздумай следовать за мной, убьешься – тем все и закончится. Слышишь? Мне нужно четверть часа – не больше.

- Прошу тебя, Стирпайк! – крикнула она вслед. Но не слушая ее, Стирпайк уже ринулся в погоню. – Не делай этого… - докончила Фуксия упавшим голосом – никто уже не мог ее слышать. Она стояла на краю отвесной стены, и внизу призывно покачивалась земля. Соседняя башня была на расстоянии прыжка, но слишком для нее длинного – особенно когда не дано второй попытки на случай неудачи. Всхлипнув от бессилия, она отступила, испугавшись головокружения, которое могло в любой миг коварно подтолкнуть в спину и заставить сделать шаг в никуда.

- Ну ладно же, - мрачно пробормотала она, едва ли сознавая, что говорит вслух сама с собой. – Все равно я тут не останусь. Есть и другой путь… - Фуксия решительно повернулась: она попала на крышу через дымоход, через него и спустится – одна. Не так это и сложно. По сравнению с прыжками над пропастью, по крайней мере. И тотчас чей-то истошный визг тысячей острых игл вонзился в ее мозг…

< - Предыдущая страница                                                     Следующая страница - >