|
Сайт о замке "Горменгаст" Мервина Пика и его обитателях |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Горменгаст (AU) Автор: Sanseverina Страницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | Глава 6 Внутри было холодно, сыро и царил полумрак. Назвать это домом можно было с огромной натяжкой, и Стирпайк счел, что лисья нора, вырытая на склоне холма, и та имеет больше сходства с человеческим жилищем. Пол был земляной, кое-где под ноги брошены плетеные циновки, в углу он заметил груду деревянных брусков, часть бесформенных, часть начатых, но брошенных, так и не доведя скульптуру до конца. Леность тому причиной или разочарование в предназначенном свыше ремесле, это ему было не слишком-то интересно. Фуксия Гроун сидела на полу, обняв ноги, ее щека покоилась на колене, слово она задремала. Присмотревшись, Стирпайк заметил, что на самом деле она сидит на набитом соломой тюфяке – видимо, это у местных жителей и считалось роскошью, так что пленницу и правда устроили со всеми доступными удобствами, согласно собственным о них представлениям. Повернулась на скрип дверных петель она медленно и надменно, и он встретился взглядом с очень сердитыми глазами, блестящими, как агатовые бусины, и в которых мгновенно мелькнуло узнавание – его маскарад не стоил ломаного гроша. Он поспешным рывком приоткрыл двери и выглянул, проверяя, не решил ли кто-то из местных поучаствовать в разговоре непрошеным третьим. - Я так и знала, так и знала, что это ты! – прошипела Фуксия, вскакивая. Стирпайк снисходительно взглянул на гневно сжатые кулаки, всем своим видом выражая сомнение, что она пустит их в ход, и перевел взгляд на ее раскрасневшееся лицо. - С тобой плохо обращались? Тебя обидели? – поинтересовался он ледяным тоном. – Если так, только скажи мне. - Где Тит? – воскликнула Фуксия, но слезы, зазвеневшие в ее голосе, не тронули его. Это было нечестно и несправедливо, но услышав о бегстве герцога, он предполагал, что его ждет нечто в таком роде. Слезы, обвинения. Он постарался отвечать спокойно, не допуская раздражения и злости, как эти чувства ни жгли его изнутри. - Я не знаю, где твой брат, Фуксия. Возможно, самостоятельно добирается домой. Он взрослый уже, в конце-то концов. - Целая банда негодяев гнала его ночью через горы, Стирпайк. Как ты сам думаешь, он найдет дорогу домой? - Никто не заставлял его убегать, Фуксия. И если ты рассудишь хладнокровно, то поймешь, что я никак не мог этого предусмотреть, извини. - Стирпайк, если с ним что-нибудь случится, ты будешь в ответе. Он пожал плечами. - Я, кто же еще. Кто всегда за все в ответе в Горменгасте? Секретарь. За непогоду, за несовершенство мира, за чужие капризы. - Стирпайк… - начала она не предвещающим добра тоном. - Его будут искать, Фуксия, - поспешно пообещал он, жестом останавливая ее гневную тираду. - Чего еще ты от меня хочешь? Чтобы я поколдовал и сказал тебе, под каким кустом он спрятался? Или мне следовало сложить руки и позволить тебе уехать? Разве я мог знать, что твоя матушка решит в кои веки схитрить и сделать не так, как было объявлено? Мне нужно было махнуть рукой? Тебе так бы больше понравилось? - Мне бы понравилось, что из-за нас с тобой никто не пострадал! - Никто и не пострадает, Фуксия. - Ты обещаешь? - Сделать все возможное…- ответил он осторожно, потому что все шло к тому, что принцесса не сочтет заверение формальностью. - Понятно. Все возможное из того, что покажется тебе благоразумным. А мне что теперь делать? Вести себя так, словно ничего и не случилось? Словно я не имею к этому никакого отношения, и руки мои чисты? Или, может быть, я под арестом и должна здесь и оставаться? - Ты не под арестом, - проговорил он сквозь зубы, едва сдерживаясь, потому что реакция принцессы превосходила его самые худшие предположения. Она была права, это избалованная, взбалмошная принцесса. То, что она выпалила однажды в сердцах, как ни досадно, но оказалось истиной, он и впрямь загнал себя в капкан, распустился, расслабился. И да, непозволительно смягчился. Раньше он предусмотрел бы все. Заморочил ей голову так, что она в жизни не распутала бы клубок лжи. Не полагался бы на такую эфемерную субстанцию как чувства. Она влюблена, но это не значит, что ей можно доверять. Никому нельзя доверять, вообще, никогда – как бы ни хотелось хоть изредка, хоть с кем-то быть самим собой и не кривить душой. Какая глупость, какая постыдная бесхребетность, все время забывать, что объектом ее нежных чувств был велеречивый болтун, любитель цветистых оборотов и высокопарной поэзии, преданный воздыхатель, робкий, как юная девственница. Лучше было не раскрываться перед ней, а твердо стоять на том, что он не имеет отношения к неприятному индиценту – кто ж знал, что разбойники свили гнездо в горах, и нечего было рисковать жизнью герцога и его сестры, не убедившись, что дороги нынче безопасны… Но поздно, он сделал ход, полагаясь на то, что она поймет и даже будет тронута его готовностью пойти на любой риск, только бы не допустить разлуки – так ведь это должно было выглядеть в глазах любящей женщины? Как бы только теперь поправить положение… С осмотрительностью человека, идущего через зыбучие пески, Стирпайк согнал с лица желчное выражение, приблизился к ней и попытался нежно взять ее ладони в свои – однако она отдернула их и отступила. Он нарочито медленно опустил руки, стремясь показать ей, что безмерно обижен и огорчен ее холодностью и резкостью упреков. Он и сам уже с трудом отличал, где играл, а где облекал в привычную форму подлинную горечь осознания своего несовершенства. Снова промах, снова неверный ход… – Ты вольна делать, что тебе угодно, Фуксия. Естественно. И я не понимаю, что подвигло тебя вообразить, что тебя будут удерживать против воли. В конце концов, ты сама, первая, высказалась за то, чтобы я воспротивился твоему отъезду. Я не сделал ничего такого, чего бы ты не хотела. - Речь шла о том, чтобы рисковать только мной. Если я свернула б себе шею, это была бы моя шея, Стирпайк. Неужели не видишь разницы? – воскликнула она. Если он и видел разницу, то в том, что чужую шею было жаль значительно меньше. Однако не был так глуп, чтобы не понимать, что она имеет в виду. - Вижу, но что мне было делать? Если все произошло так быстро? - Не знаю. Но не дай бог что-то случится с Титом… и я за себя не ручаюсь. Не дай бог, Стирпайк. Но довольно об этом. Что дальше? Что мне теперь предлагается делать? - Решай сама, - сухо ответил Стирпайк. Что он умел как никто другой, это воздвигать стену, которая отмежевывала разум от любых мешавших ему эмоций. Тот, кто говорил сейчас с Фуксией, был неспособен испытывать обиду или сердечную боль. Только взвешивать и принимать решения. Только мыслить и рассуждать. - Ты можешь остаться здесь на время. Ты в полной безопасности, хотя тут, может быть, не очень-то комфортно для принцессы. Признаюсь, я бы предпочел бы именно этот исход. Если ты настаиваешь, я могу отвезти тебя домой хоть сейчас. Но ты, конечно, понимаешь, что если мы вернемся вдвоем, такую же истерику: «Куда ты подевал герцога, злодей!», устроит каждый второй обитатель Замка. Твоя мать, Прунскваллор… список можно продолжить… - Я не хочу здесь оставаться. И никого не желаю видеть. Отвези меня в лес за озером. Я знаю там хижину, где жил Флей, а мы с Титом навещали его. Там я готова пробыть день или два. Пока не будет вестей о моем брате. - Не выдумывай, Фуксия. Не повезу я тебя ни в какой лес. Хватит с меня одного потерявшегося Гроуна. - Я там не потеряюсь. - Да, ты там не потеряешься, ты там схватишь воспаление легких или дождешься нашествия настоящих разбойников, - едко заметил он. - Извини, Фуксия. Я предложил тебе два варианта. Из них и выбирай. - Тогда отвези меня домой, - бросила она коротко, высокомерно пожимая плечами, словно ответ подтвердил ее худшие опасения. Его рот сжался в узкую полоску, но Стирпайк согласно кивнул. Он все же надеялся, что Фуксия не поставит его в столь дурацкое положение, когда каждому будет очевидно, что он каким-то образом воспрепятствовал отъезду девушки. А если профессор Катфлауэр не появится вовремя с жалостливой историей про разбойников наготове, тогда ему и вовсе несдобровать. Ни одна живая душа в Замке не поверит его заверениям, что он в глаза не видел Тита. Правда открыто обвинить его тоже не смогут. Он был на виду, провел все положенные церемонии, и никак не мог быть одновременно в горах и в Горменгасте. Успокоив себя такими размышлениям, он искоса глянул на принцессу – и за что только она так взъелась на него? Как будто не очевидно, что голова Тита ему сейчас нужна, как гангрена. - Что ж, собирайся, Фуксия, и выходи. А я найду для тебя лошадь. - Только сними наконец эту ужасную бороду. Это выглядит… как заплесневелый мох. - Сниму, не бойся. Не здесь же. - И пусть мне принесут гребень и воду для умывания, - бросила она повелительно. - Не нужно. Так правдоподобнее. В замке ты сможешь привести себя в порядок. Или ты собираешься выдать меня своей матери? Некоторые подробности твоего рассказа поразят ее до глубины души. - Мне нужен мой брат, Стирпайк. Живым и здоровым. Больше ничего. - Тогда, пожалуйста, поторопись. Я подожду тебя на крыльце. Он медленно повернулся и вышел, претендуя на утонченную тактичность, хотя на самом деле не в силах был ее видеть – ни минуты больше, не сорвавшись на крик. *** Лошадь была тощей, старой и явно страдала одышкой и артритом. Однако даже за нее пришлось выдержать целое сражение – резчикам эта пародия на благородное животное была чем-то особенно дорога – или они считали, что из ситуации следует выжать по максимуму. Сочетание полуживой кобылы и непривычного для принцессы мужского седла давало ему возможность держаться рядом, почти не ускоряя шага. Но все равно менее всего это походило на триумфальное возвращение. Фуксия с сумрачным видом, но царственной осанкой восседала на костлявой кляче. Ему до умопомрачения хотелось высказать ей, что она выглядит глупо, и ее гордо вздернутый подбородок не вяжется с плешивым хвостом-метелкой и выпирающими дугами ребер несчастного животного, самый благородный из предков которого до последнего своего издыхания месил копытами грязь, таская груженую древесиной телегу. Еще было не поздно передумать, воспрепятствовать ее возвращению домой, которое грянет как гром среди ясного неба. Стирпайк понимал, что мог бы – все равно силой или уговорами, но удержать принцессу от неудобного для себя шага. Если бы только знать наверняка, что сейчас происходит там, в Замке... Вдруг там уже объявился Тит, или старик, воображающий себя ученым, или оба вместе. Еще не хватало, чтобы все силы бросили на розыски Фуксии и раскрыли место, куда бы он отвез ее, уличив его в похищении принцессы. Это был бы конец всему, а он собирался еще побороться. Раз Фуксия обещала молчать – что ж, тогда он в относительной безопасности. Постигшая герцогский кортеж участь все равно, раньше или позже, но станет известна, и незачем этот неприятный момент оттягивать… А что она так разозлилась, это ерунда, не в первый раз. Сколько было негодования в прошлый раз, и что – уже на другой день она простила и забыла. А если и не забыла, кто знает, конечно, то простила точно – он самодовольно ухмыльнулся, воспоминание было лестным и как-то успокаивало нервы. Раз однажды обошлось, значит и на этот раз буря постепенно уляжется. Тем более, на этот-то раз никакой нет его вины в случившемся. Он даже не повысил голоса. И не позволит себе ни единого грубого выпада, ей не к чему будет придраться. В лесу было тихо, только чирикала надоедливым дискантом какая-то пичуга. Они были как таинственный рыцарь и прекрасная дама, сошедшие со старинной гравюры: он – высокий, тонкий, с закрытым лицом, она - высокомерно покачивающаяся на спине лошади, которую он вел за поводья. Но как отличалась действительность от идиллической картинки… - Фуксия… - он наудачу провел ладонью по ее рукаву – вдруг любовное прикосновение разбудит сожаления и смягчит ее. – Фуксия, ты огорчена, я понимаю, но мне правда очень жаль. Просто… ты не можешь вообразить, как я испугался, что не увижу тебя так долго, быть может, даже никогда. Я поступил опрометчиво, признаю, но, пожалуйста, попытайся меня понять. - Я пойму… как только обниму моего брата, - отповедь хлестнула, как кнутом, но не расхолодила его. Пока Фуксия огрызалась, это, по крайней мере, означало, что она не безразлична к нему. А значит, есть еще в запасе ходы. - Я обещаю тебе, только ты окажешься дома, я сам возьму людей и отправлюсь на поиски. - Знаешь… - она помедлила, но не в растерянности, а словно усомнилась, что все слова, готовые сорваться с языка, достойны ее высокого сана и могут быть произнесены вслух без ущерба для ее достоинства, - я бы предпочла, чтобы этим занялся капитан стражи. Мне это внушало бы надежду, что дела будет больше, а безумных затей меньше. Его даже больше поразило не то, что было сказано, но как. Каким ядовитым, ожесточенным был ее тон, каким уничтожающим был взгляд – даже слезы ее высохли, и только воспаленные веки краснотой своей доказывали, что она не только зла, но и пребывает в отчаянии. Ай да Тит… проклятый мальчишка. Задушить бы его еще в колыбели. Но самым тревожным звоночком было то, что он перестал понимать ее желания и угадывать чувства. Даже не почувствовал, что в ней крепнет раздражение. Да, возможно, его замыслы были жестковаты, но казалось, она понимала, что без некоторых жертв не обойтись… Но выходит, все эти дни в ней копилась досада. - Это все из-за пары синяков? – уточнил он с красноречиво пренебрежительным жестом: экая мелочь, царапина, стоит ли вообще такое упоминания. - Пары десятков синяков. - Но ты не подала даже виду, что тебе не по душе мой план. Ты же могла отказаться! - А ты мог бы не предлагать такого, что поставит под угрозу мою единственную шею. Не говоря уже о том, что мой бедный ни в чем не повинный брат тоже пострадал, и я боюсь подумать, где он может быть сейчас. Опасные у тебя затеи, Стирпайк. Он промолчал, только успокаивал себя мысленными клятвами в том, как жестоко станет обращаться с ней после того, как состоится их свадьба, и он наденет на свою голову корону Горменгаста. Пусть он пока не слишком хорошо представлял, как именно жестоко, но то, что смесь страха и покорности навечно застынет на ее лице, это Стирпайк предвидел совершенно определенно. И хоть фантазия находилась в ступоре, не в силах выдать ни единой мало-мальски свирепой идеи, все больше подсказывая нечто фривольное и недостаточно беспощадное в качестве личной мести, в скором времени он овладел собой настолько, чтобы произнести без тени неудовольствия: - Что ж, не имею ничего против, чтобы поиски возглавил капитан, в сущности, это его обязанность, на которую я не претендую. Но надеюсь, ты не будешь возражать, если я присоединюсь к нему? Мне бы хотелось сделать все возможное, чтобы недоразумение поскорее уладилось, и тебе не в чем было меня упрекнуть. Несмотря на его усилия добиться, чтобы она сменила гнев на милость, Фуксия слишком разошлась, чтобы ограничиться парой одиночных колкостей. - То есть, жизнь моего брата интересует тебя постольку, поскольку может служить поводом для упреков? У него не хватало воображения, чтобы придумать для нее унижение, вообразив которое, сразу стало бы дышаться легче. - Ты расстроена, Фуксия, поэтому я даже не буду отвечать на твой выпад. Надеюсь, ты успокоишься и поймешь, что несправедлива, - он мог гордиться своим ответом. Не всякий в его положении сумел бы остаться безукоризненно вежливым. - Подумать только, оскорбленная невинность, - съязвила она и, пожав плечами, отвернулась. - Фуксия… - проговорил он с мольбой. - Я не хочу больше ничего слушать, - ответила она, даже не повернувшись в его сторону. - Но ты виновата не меньше моего! Вспомни все, что мне говорила, разве это можно истолковать двояко? Ты хотела остаться и просила помощи, разве я мог знать, что у твоей просьбы есть еще оговорки, в каких случаях не нужно ее выполнять? - Я и не отрицаю, что была не права, - отрезала принцесса. - Если б я только могла отыграть назад, Стирпайк! Ничего бы этого не было! И зачем я только встречалась с тобой! Если это можно было как-то отменить, и мой брат был бы тогда защищен от любых… сомнительных затей. Задохнувшись от возмущения, он схватил ее лошадь под уздцы и резко дернул на себя, вызвав испуганное ржание. И без того на ладан дышащее животное опасно пошатнулось. Фуксия вскрикнула, сжав поводья и в ужасе зажмурив глаза. Она с огромным трудом сумела удержаться в седле. - Может хватит, Фуксия? Принцесса только открыла было рот, чтобы высказать все, что думает по поводу его резкости, но он уже швырнул ей уздечку и с нервозностью, которую не мог больше скрывать, стащил с себя основные части маскарадного облачения: дорога, которую скоротали за перебранкой, уже почти вывела к Замку. Забросив в дупло трухлявого дерева, которое он давно облюбовал в качестве тайника, принадлежности поддельной личины, Стирпайк повернулся к Фуксии, холодно заявив: - У меня появилась еще одна сомнительная затея, Фуксия. Поезжай-ка ты в замок и объясняйся со своей матерью сама. Вовсе незачем, чтобы кто-то видел нас вместе. Я ведь к этому инциденту… решительно не причем. Он хлестнул перчатками лошадиный круп, и несчастная кляча, нервно дернув ушами и неуклюже прихрамывая, потрусила дальше по тропе. Стирпайк постоял еще, ожидая какой-нибудь едкой разгневанной тирады от принцессы Горменгаста, но так и не дождавшись, пробормотал под нос короткое ругательство и свернул на боковую тропинку. *** Стирпайк знал и обходные пути, которыми можно было пробраться в Замок, одним из них он и воспользовался. Ему самому казалось, что наткнувшись на кого-то, кто не должен был увидеть его крадущимся по задворкам, он с неимоверным наслаждением придушил бы ненужного свидетеля. Никто еще не умудрялся разозлить его так, как Фуксия Гроун за какой-то час. Быстро проскользнув в свою комнату, он метнулся к окну и как раз застал сцену возвращения блудной дочери под отцовский кров – Фуксия въезжала на лошади во двор, и с ней рядом семенили взволнованные стражники, провожая ее от ворот, словно она могла снова потеряться на коротком отрезке между вздымающимися к небесам стенами Горменгаста и парадной дверью, окованной железом. Что-то она скажет? В том мрачном настроении, овладевшем ею перед их расставанием, Фуксия вполне могла совершить какое-нибудь безумство. К примеру, выдать его матери… В идеале лучше бы все выглядело так, словно он понятия не имеет, что Фуксия вернулась, и не имеет к этому ни малейшего отношения. Но это в идеале! В качестве секретаря его наверняка позовут поучаствовать в торжественной встрече. Он-то сумеет остаться непроницаемым, но вот сумеет ли Фуксия? Впрочем, принцесса, казалось, переменилась с тех пор, как они стали близки. Она и прежде никогда не была предсказуемой и всегда готова была ощетиниться и показать зубы, но сейчас по-настоящему сбивала его с толку. К чему вот был этот приступ глупого упрямства – непременно ехать домой? Уже то, что ее отъезд перенесли, ясно говорило о неких подводных течениях, о которых ему ничего пока не известно. А то, что она согласилась участвовать в спектакле «падение с лестницы»? Разве это не говорило о том, что время юношеской бескомпромиссности для нее миновало? И как прикажете себя вести? Не зная, поддержит принцесса его ложь или будет и дальше поступать ему назло. Поразмыслив, он достал карманное зеркальце и внимательно обследовал лицо. Глаз замечательно заплыл, и на ушибленном лбу красовалась шишка – красоты, впрочем, это не испортит, поскольку синюшно-багровые пятна ожогов обещали остаться с ним надолго. Но зато вид у него был вполне достоверный для того, чтобы сказаться больным и сделать вид, что ему не до интриг. Стирпайк сбросил верхнюю одежду и прилег, слегка сбрызнув водой носовой платок и осторожно положив его на лоб, словно пытался унять головную боль и ненароком задремал. Сцена была приготовлена как раз вовремя – за дверью послышались шаги и затем стук возвестил о приходе посетителя. Стирпайк переждал несколько мгновений, чтобы не создалось впечатления, что он наготове. - Да? – наконец отозвался он. – Входите. Прунскволлор – а это был он – воспользовался приглашением и, застыв посреди комнаты, задумчиво осмотрел его поверх толстых стекол очков. - Леди Фуксия вернулась, мистер Стирпайк, если вас это интересует, - укоризненно проговорил доктор. Или это только мерещится ему эта укоризна? - Вернулась? – отозвался Стирпайк, приподнявшись на локте и изображая недоумение. Его голос прозвучал глухо и с легким запозданием, свойственным только-только разбуженному человеку. – Отчего так? - Думаю, мы все это сейчас узнаем. Кстати… Я что-то вас не видел несколько часов. Вы куда-то уходили, мистер Стирпайк? - Никуда, господин Прунскваллор. Присматривал за возведением лесов для церемонии протирания камня. Их едва не выстроили на три фута правее, чем требуется... Потом… ужасная головная боль. Прилег ненадолго, но кажется заснул. Надеюсь, я не проспал? Это была бы катастрофа… - сделав вид, что сама мысль о подобном пренебрежении своими обязанностями привела его в ужас, Стирпайк резко сел, но Прунскволлор положил ему руку на плечо с самым что ни на есть заботливым видом. - Болит голова? Возможно, при падении вы ударились сильнее, чем представили нам. Я бы даже предположил сотрясение… Позвольте ваш пульс. Стирпайк неохотно протянул руку, но Прунскволлор удовлетворенно кивнул. - Частит. Тошнота, головокружение? - Немного… - осторожно согласился Стирпайк, прикидывая мысленно, уж не собрался ли доктор уличить его во лжи, и если собрался, то какого подвоха ему следует опасаться. Однако Прунскволлор сочувственно поцокал языком. - Вам нужно лежать, а не носиться по замку, господин Секретарь. Я сделаю вам лекарство, которое поможет вам отдохнуть. - Приму с благодарностью, - вежливо проговорил Стирпайк, сгорая от нетерпения, когда назойливый посетитель наконец поднимется и уйдет, но Прунскваллор широко улыбнулся. - Как удачно, что у меня все с собой. Где тут у вас вода? – он по-хозяйски прошелся по комнате и подцепил одним пальцем графин, на дне которого плескалась чистая вода. – Недурно. Этого будет достаточно. Железо звонко застучало о стекло – доктор стоял спиной и что-то смешивал, и Стирпайк ощутил, что петля силков беспощадно затягивается. Обернувшись и продолжая добродушно улыбаться, Прускволлор протянул ему стакан. - Что это? – подозрительно спросил молодой человек, оглядев бесцветную жидкость с беловатыми хлопьями какого-то порошка на дне. - Легкое снотворное. После хорошего отдыха вы почувствуете себя обновленным, обещаю. Все пройдет. Стирпайк пораженно воззрился на доктора. Он всегда чувствовал, что за внешне благожелательной оболочкой скрывается враг, и даже то, что Прунскваллор уже однажды вытащил его с того света, не добавило ему добрых чувств к эскулапу. Теперь он убедился воочию, что недаром недолюбливал и избегал доктора, это было чутье, а вовсе не черная неблагодарность. Его пытались исключить из жизни замка, заставить потерять контроль над вся и всем – это очевидно. Прунскволлор не мог не видеть, что ему не так и плохо, и нет никакой необходимости немедленно укладывать его в постель да еще и поить снотворным. Но солгав раз, он не мог взять обратно свои слова, не вызвав еще худшего разбирательства. «Любезность и благодарность», - приказал он себе, несмотря на то, что в груди сжался тугой комок ненависти, угрожая в любое мгновение взорваться. - Хорошо, я выпью, - выговорил он кротко. – Только сначала необходимо выслушать, что произошло с герцогом. И с леди Фуксией. - Ну, ну, мистер Стирпайк, бросьте. Это ведь не входит в ваши непосредственные обязанности, верно? Что бы ни случилось, это никак не связано… с обрядами. Стирпайк не нашелся, что ответить, и вынужден был принять из рук доктора стакан. Его даже кольнула мысль, что однажды с таким же милым видом Прунскволлор может предложить ему крысиной отравы. Может быть… даже прямо сейчас, а почему нет? Если доктор, который всегда хранил нейтралитет и не ввязывался ни в какие замковые дрязги, явно показывает, что война началась? Но он, Стирпайк, не готов был к открытой войне. Прунскволлор пользовался уважением, о котором сам он мог только мечтать. Он был вхож к герцогине, к нему была привязана Фуксия, которой еще неизвестно, удастся ли вернуть брата, так что сбросить пожилого доктора было не так-то легко. Весы на сторону Стирпайка пока склоняла только книга Ритуалов, своды законов и правил, освоить которые можно было, только посвятив этому невеселому занятию много лет, полных каторжного, кропотливого труда. Знание - вот единственное, что держало его на плаву. Возможно, чтобы полностью себя обезопасить, следовало уничтожить книги, и таким образом, стать последним обладателем нужных Горменгасту сведений. Если Тит не вернется, этот вариант следовало бы обдумать. Мальчишка только захлопал бы в ладоши, пропади пропадом все эти пыльные фолианты и избавился бы от секретаря с еще большим усердием, зная, что на его место никогда не сможет придти никто другой, и навеки освободившись таким образом от нудных церемоний. Но если власть в замке будет временно олицетворять герцогиня, тогда, возможно, это хороший выход… Герцогиня тверда, верна традициям, и как будто не испытывает особой ненависти к нему. Возможно, она толком не запомнила, как его зовут, но ее безразличие он уж как-нибудь бы пережил. Отставив пока мысли о будущих действиях, Стирпайк исподлобья глянул на доктора. Вряд ли все-таки он сделал бы что-то без ведома герцогини, а та не позволила бы пошатнуть привычный уклад, лишив Горменгаст его сердцевины – мастера Ритуалов. Можно рискнуть выпить и не ввязываться в спор. И потом попытаться не заснуть. Если держать себя в руках и не ложиться, сонливость можно будет перебороть. И спуститься вниз в залу, присмотреть, чтобы разозленная и встревоженная исчезновением брата Фуксия не сказала чего-нибудь лишнего. Что похищение секретарских рук дело, например… Вода была горьковатой, и он поморщился, поставив пустой стакан на стол. Прунскволлор одобрительно похлопал его по спине, и Стирпайк невольно отстранился, неприязненно дернув острым плечом – ему действовало на нервы, когда к нему притрагивались. - Вот и отлично, мистер Стирпайк. Хм… если голова не пройдет, загляните ко мне, хорошо? «Еще за порцией снотворного», - мысленно продолжил Стирпайк, криво усмехнувшись. Доктор бодрой походкой удалился, а он с трудом сполз с кровати, держась за стену. Наваливалась сонная одурь, спутывая мысли, склеивая отяжелевшие веки, будто липким кленовым соком. Он добрел до графина и, вылив себе на руки остатки воды, плеснул в лицо. Постоял, моргая и мотая головой из стороны в сторону, принуждая себя проснуться. Бесполезно. Веки опускались сами собой, как будто на каждое уложили по булыжнику. Перед тем, как бессильно упасть лицом обратно на кровать и отключиться, он успел помянуть несколькими энергичными эпитетами Прунскволлора и удивиться, какую лошадиную дозу тот должен был ему подсунуть, чтобы вот так мгновенно свалить с ног. *** - Мы можем узнать, наконец, что произошло, Фуксия Гроун? Больше всего это напоминало допрос. Ее мама в личине грозного судьи восседала в центре зала, крупная и властная, настоящая правительница. Доктор маячил позади нее, застенчиво выглядывая из-за спинки высокого кресла. Ему до смерти хотелось тихонько выйти, но не было способа сделать это, не привлекая внимания. Только поблескивание очков выдавало его присутствие, иначе его было бы вовсе не заметно в том углу, куда он забился, изнывая от неловкости. Фуксия стояла не шевелясь, глядя в пол и мучительно дожидаясь, когда ее оставят в покое. Меньше всего ей хотелось объясняться с матерью, но избежать этого было невозможно. Если б только она знала, что говорить, где сокрыта правда… и где ее брат. - На нас напали разбойники, мама. Их, должно быть, привлекла поклажа. - Тит? – спросила герцогиня, хмурясь и искусно маскируя тревогу. - Не знаю, мама. Он вырвался и убежал, когда его пытались связать. - Убежал? Мой сын…. сбежал? - Их было больше, мама, и сражаться было бессмысленно. Но мы их не интересовали. Кажется, они даже не знали, кто мы такие. Их интересовали вещи. Ценности, - Фуксия невольно коснулась опустевшей груди, где прежде висел рубиновый кулон. - А ты, Фуксия? Ты тоже бежала от них? – леди Гертруда подалась вперед, ее ладони сжимавшие подлокотники, побелели от того, с какой невероятной силой она их сдавила. - О нет, я бы не сумела, - грустно признала принцесса. - Меня отпустили. Они не были… кровожадны. - Где профессор, который сопровождал вас? - И это мне тоже неизвестно. Когда я видела его в последний раз, он был жив. - Ты ничего не знаешь, - хмуро констатировала герцогиня. – Кто были эти разбойники, Фуксия? Как они выглядели? Какие одежды носили? Чем были вооружены? - Я не раглядела. Кажется, одежды были обычные, какие носят ремесленники. Не слишком опрятные, но и не нищенские лохмотья. Никакой формы или чего-то наподобие. И у них были ножи. - Смогла бы ты узнать их, Фуксия, если всем резчикам и горожанам велят придти в замок и выстроиться рядами? - Не уверена. Уже смеркалось, а их лица слишком обычны, чтобы выделить их из толпы. Обычные простые, грубые лица. - Не слишком-то полезные сведеиия, - герцогиня опасно нахмурилась, и доктор спешно вынырнул из-под ее массивного локтя, ловко взяв принцессу под руку. - Бедная леди Фуксия, кажется, совсем без сил, ей столько пришлось пережить! Такая бледная, я немедленно приготовлю лекарство. Столько ужасов пережить, бедная моя леди! Давайте-ка я вас провожу в вашу комнату. - Спасибо, доктор, - она слабо улыбнулась столь вовремя подвернувшейся дружеской поддержке. – Вы позволите, мама? – герцогиня сухо кивнула. У самого выхода они столкнулись с очередной взволнованной группой стражников, препровождавших в залу пошатывающегося и насмерть перепуганного профессора, чье тщедушное тело кузнечика казалось еще меньше из-за обуревавшего его ужаса перед гневом герцогини. При виде Гертруды он сразу пал на колени, ожидая, должно быть, что его немедленно казнят за преступный недосмотр. Фуксия приостановилась, но Прунскволлор цепко подхватил ее под руку и увлек за собой. - Идемте, моя дорогая, - позвал он мягко. – Вам нужно как следует отдохнуть. Принцесса покорно последовала за ним. *** Когда Прунскволлор вернулся в залу, герцогиня вовсю раздавала приказы, а профессор с несчастным видом жался в углу, не смея удалиться. Доктор дружелюбно улыбнулся ему, надеясь успокоить, но тот ответил таким жалкой гримасой, что принять ее за ответную улыбку не смогла бы даже Ирма, если забрать у нее очки. - Нужно немедленно послать людей на поиски Тита! – командовала леди Гертруда. - Все свободные мужчины пусть едут в горы. Пусть этот профессор показывает дорогу. Набрать людей в деревне резчиков, они лучше знают местность. Им хорошо заплатят. Пусть сразу же бросают все дела, берут в замке фонари, лошадей, все что нужно, и немедленно отправляются. Капитан! Отвечаете головой! Я поручаю вам руководить розысками. Наконец, сборище рассеялось, увлекая за собой бедного ученого, едва стоявшего на ногах от усталости, но вынужденного вновь отправляться в дорогу. Прунскволлор продолжал скромно стоять в стороне, ожидая, пока герцогиня вспомнит о нем. Он не был уверен, что за вмешательство в разговор с Фуксией и ее “спасение” он не получит от госпожи знатный нагоняй... Однако Гертруда уже видимо позабыла об этом, потому повернулась к нему, очевидно обеспокоенная, но без гнева, направленного лично на него. Доктор облегченно вздохнул и подошел ближе, на ходу поправляя очки. - Что вы думаете, Скволлор? – ее голос звучал отрывисто и непривычно звонко, словно горошины града ветер ударял о стекло. К чему относился вопрос, Прунскволлор не очень-то понял, но логика подсказывала, что речь идет о Фуксии - тема, которую ему не очень хотелось поднимать. - Эм… - уныло промычал доктор, глядя куда-то поверх плеча герцогини. - Более содержательно, если возможно. Вы считаете, нам сказали правду? - Может быть, ту часть правды, которая известна вашей дочери? – предположил он осторожно. - Хотелось бы верить. Что все именно так, а не Фуксия лжет мне в лицо. - Нет, нет, невозможно! - Не уверена. Что ж. Пока все силы будут брошены на поиски Тита, а со Стирпайком мы поговорим позднее. Хотя он будет все отрицать, это ясно как день. Скволлор, Фуксия поручается вам. Мне некогда думать еще и о взрослой дочери. Отвечаете головой. Она должна вести себя пристойно. - Мне что, следить за ней? – ужаснулся доктор перспективе ходить по пятам за девушкой настолько выше его по положению, докучать ей, добиваться, чтобы все теплые чувства, которые они питала к нему, обратились в горькую ненависть. На его сомнения герцогиня ответила резкой отповедью: - Если потребуется, то и следить. - Моя леди, я могу присматривать за ней, но разве я могу что-то запретить принцессе? Я не хотел бы обсуждать с ней наши подозрения и нашу тревогу, боюсь, как это ни прискорбно, что все мои слова будут переданы Стирпайку. Тогда мы никогда не застанем его врасплох. - Вы предлагаете, чтобы моя дочь продолжала по ночам посещать слугу? Лишь бы не вызвать у него опасений? - Э… хуже-то уже не будет. - Вот как! - То есть... я как врач позабочусь, чтобы хуже не стало. Не держать же леди взаперти. Это вызовет разговоры, хотя бы среди слуг. И потом… дурное дело нехитрое. Можно кхм… и не дожидаться ночи. Герцогиня уставилась на доктора с выражением крайнего недоумения, словно он заговорил с ней на незнакомом языке. - Я подумаю. Пока же… где, кстати говоря, этот Стирпайк? Он прожужжал мне все уши о церемонии в пять часов пополудни. Кажется, уже половина пятого. У Прунскволлора покраснели даже уши. - Эм… моя леди, боюсь я… - Что? - Хотел, чтобы мы поговорили с леди Фуксией без его вмешательства. - «И без того, чтобы он подсказывал девочке, что сказать герцогине», - мысленно продолжил доктор, но скорее откусил бы себе язык, чем заявил такое вслух. - Отлично. И? - Я дал ему снотворного, - признание далось нелегко, поскольку доктор уже понял, что попал впросак… - Угу. И когда мы можем ожидать, что он приступит к выполнению своих непосредственных обязанностей? - По правде сказать, леди… Не думаю, что раньше завтрашнего утра. - Скволлор! Вы с ума сошли! Покаянный вид придавал доктору трогательную комичность, которая смягчила бы самое закостеневшее сердце, но только не сердце герцогини Гертруды Гроун. - Вы серьезно подвели нас, Скволлор, - сквозь зубы выговорила герцогиня. - Простите, моя леди… не подумал. - Это недопустимо. Вы могли не подумать о чем угодно, но находиться в Горменгасте и не озаботиться должным исполнением традиций это неслыханно. - Я… - Довольно! Что сделано, то сделано! Значит, такова судьба. Настала пора совершить задуманное, благо есть повод… Пусть призовут Поэта, и мы поручим ему заняться организацией. Пусть постепенно свыкается с новой для него ролью...
|