Сайт о замке "Горменгаст"  

Мервина Пика и его обитателях 

Горменгаст (AU)

Автор: Sanseverina

Страницы:  | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |

Глава 8

Весь Замок затаил дыхание в ожидании вестей, но никто не возвращался. Обманчивое спокойствие было как предгрозовое затишье, темное, гнетущее и предвещающее опасный шторм. И без того не склонный к легкомысленному веселью, Горменгаст был угрюм и безмолвен, как нелюдимый отшельник, позабывший за годы одиночества человеческую речь. Стихли разговоры, даже служанки и те перешептывались вполголоса, и каждая старалась проскользнуть по коридору незаметной мышкой. Стирпайк слонялся без дела, нимало не смущаясь своей причастностью к причине всеобщего уныния и не пытаясь избегать обитателей замка, но, должно быть, они сами избегали его, потому что за целый день он ни с кем не перемолвился и словом, только мельком видел в окне то силуэт доктора, то Фуксии, которые нет-нет, да и приникали к стеклу, вглядываясь в ленту дороги, убегавшую прочь от ворот и исчезавшую за деревьями. Герцогиня не появилась ни разу, и сам того не желая, он отдавал дань уважения ее выдержке и стальной воле.

Вечером он поднялся в комнату, где обычно тайно принимал герцогскую дочь, хотя умом ясно сознавал, что она сердита и настроена отнюдь не романтически, но уповая на пресловутую женскую непредсказуемость. Фуксия не появилась. Стирпайк не опечалился, этот исход напрашивался сам собой и не мог стать неприятным сюрпризом. Нужно было просто ждать, и он ждал, не позволяя себе тратить нервы и силы на всякие бессмысленные «а что, если вдруг». Их было слишком много, этих «если», и если уделить каждому по паре нервных клеток, впору было сразу пойти и утопиться.

Миновала ночь, за ней утро, а горизонт все еще был чист. Поразмыслив, Стирпайк решил, что поисковая группа боится показаться герцогине на глаза и предпочитает голодать в лесу, лишь бы не краснеть и бледнеть, признавая тщетность всех усилий. Двое суток – срок более чем достаточный, чтобы вернуться с новостями или признать, что все возможное сделано, а делать невозможное - вне пределов человеческих сил. Тит Гроун не нашелся. Юного герцога поглотила преисподняя – чем не ответ на невысказанную молитву? Был и не стало, вот такая незадача... смертен человек. Корона Тита хранилась в особой комнате, заботливо накрытая льняным покрывалом, и Стирпайк от нечего делать отправился взглянуть на нее – без особой цели, исключительно, чтобы подогреть в себе азарт ею обладать. Она ждала его уже много лет, как самая преданная возлюбленная, насильно отданная замуж за другого, и терпеливо ожидающая, пока вдовство освободит ее, и после краткого траура можно будет воссоединиться, с кем предначертано, и вздохнуть наконец полной грудью. Тяжелая и холодная, она отливала зеленью на изгибах грубо выкованных зубцов. Когда он взял ее в руки, цепи скрипя закачались, жалуясь на временного хозяина, допустившего, чтобы на них проступила ржавчина. Он мог бы отчистить ее, но для этого пришлось бы унести ее к себе, что было невозможно – пока еще не возможно. Покрутив корону в руках, Стирпайк надел ее – просто попробовать, каково это, пока она ничья и без пяти минут вдова. Громоздкий железный венец был выкован будто по его мерке, но все равно весил столько, что ходить в нем постоянно должно быть утомительно. В сущности, цепи можно будет снять. Кому какое дело, что это творенье принадлежит молоту лучшего кузнеца первого Гроуна? Новому герцогу Гроуны не указ, пусть себе покоятся на фамильном кладбище и скажут спасибо, что их оттуда не попросят.

Шум во дворе отвлек его, и выпрямившись и дерзко вскинув голову, как того требовал головной убор, Стирпайк подошел к окну, за которым как раз кавалькада всадников спешивалась, передавая конюхам поводья. Он вглядывался в каждого, но никто из них не был Титом, которого он узнал бы даже со спины, даже замотанным в бесформенный ворох одежд, ведь сколько ненависти было истрачено на него, столько саморазрушительной злости. Прибывшие гуськом вошли в здание, и Стирпайк окончательно убедился, что Тита среди них нет, все они были высоки и плечисты. Это была лучшая новость за последние недели, даже единственная хорошая новость, говоря по правде. Он засунул корону обратно под покров, и тихо притворил за собой дверь. Торжественный прием неудачников пропустить было бы просто грешно.

Неудачники, видимо, придерживались того же мнения и так же сгорали от нетерпения свидеться с ним, потому что несколько человек не вошли к герцогине, а поджидали его у дверей. Его передернуло, когда он заметил их, но Кеттлпорт уже шагнул к нему со словами:

- Вижу, вы нас узнали, мистер Стирпайк. Уж мы-то вас точно, - заметил он с ехидцей.

- Что вы здесь делаете? – прошипел Стирпайк, отчаянным усилием, но овладев собой.

- А чего делаем, что велено то и делаем, велено было брать фонари и всем, кто может держаться в седле, ехать искать молодого герцога, мы и поехали.

Чертыхнувшись в душе – ну чем герцогине мало собственной стражи – Стирпайк смерил холодным взглядом бывших подельщиков. Больше всего его страшило, что им станет ясно, как сильно они ему могут навредить. Впрочем… кажется, они догадывались. Иначе с чего бы лица их лоснились от удовольствия?

- Видимо, не нашли? – поинтересовался он, приподняв бровь.

- Нет, не нашли. Зато почерпнули много интересного от тутошних стражников, славные они оказались парни. Нам показалось, мистер Стирпайк, или вас здесь как-то не особенно привечают? Достаточно сказать вслух: «Кто бы мог желать зла его милости герцогу», как предположения сыплются как опилки из-под пилы, и каждое второе: «Секретарь и молодой герцог никогда не ладили». Дорога дальняя, как раз довольно, чтобы расспросить, что за птица этот секретарь, и каков он из себя. То-то вам и перчатки понадобились в этакую теплынь, верно, мистер Стирпайк? Больно приметные… клешни.

Его пальцы чуть дрогнули, но он остался стоять со спокойно опущенными руками и смотреть с легким презрением, как на забавных сумасшедших, досаждающих, но безобидных.

- И что? – произнес он. – Идите себе, упадите леди Гертруде в ноги. Глядишь она и простит. Посмертно.

- Что терять бедному резчику?

- Думаю, есть что, - заметил Стирпайк.

- Уж точно меньше, чем Секретарю.

- Хватит ходить вокруг да около.

- Точно, времени в обрез. Мы тут посовещались и вот что… Денег не нужно, благодаря вам, на черный день мы кое-что припасли. Но хлеб, муку, мясо,- все это мы охотно возьмем для наших семей и друзей, живущих впроголодь. И не однажды, конечно же, нет, а в качестве еженедельного, положим, подношения. Способ нас устроит тот же – пусть продукты спускают, как и корки с кухни, через стену.

- Как вы все продумали, - похвалил Стирпайк с издевкой, которая впрочем относилась к ним в той же мере, что и к нему самому.

- Старались. Вот такой уговор, и если нет, то попробуем поискать милости у герцогини, казнят и казнят, невелика потеря, одним бесталанным резчиком на свете меньше, но возможно, герцогиня только спасибо скажет, что ей глаза откроют на то, какую змею она на груди пригрела.

- Хорошо.

- Правда? – деланно удивился Кеттлпорт.

- Правда. Теперь выкатывайтесь отсюда… бесталанные резчики. Мне нужна неделя, чтобы организовать вам… вспомоществование.

- Три дня, - мотнул головой Кеттлпорт.

- Пять.

- Ну черт с вами, пять. Надеюсь, прощайте, мистер Стирпайк. Нас вполне устроит, если мы с вами лично никогда больше не встретимся.

С этим трудно было спорить. Самого Стирпайка это устроило бы как нельзя лучше. Он только не придумал пока способа этого достичь. Разве что реквизировать все запасы пороха в замке и пустить на ветер все предместье. А на его месте можно разбить отличный яблоневый сад.

***

Остаток дня он провел в отвратительнейшем настроении. Даже думать ни о чем не хотелось, стоило вспомнить недавнюю сцену, как ярость налетала шквалом и отнимала способность беспристрастно рассуждать. Он только успел поостыть и успокоиться, как подкралась очередная напасть. И как повелось, с той стороны, откуда он не ждал особенной активности. По крайней мере, не так скоро.

- Стирпайк!

Он медленно повернулся на зов. Фуксия... Второй день она смотрела на него, как на злейшего врага. Неужто так быстро прибежала мириться? Он безусловно рассчитывал, что надолго ее не хватит – раньше или позже, но гнев перегорит, и все-таки не думал, что она успокоится за столь непродолжительное время. Принцесса торопливо приблизилась, и тут он понял, что речь о пылком примирении с объятиями и слезами раскаяния определенно не идет. Фуксия не умела притворяться, а глаза ее метали молнии. По-видимому, вести о том, что люди, отправленные на поиски, возвратились ни с чем, порядком ее разозлили...

- Мне нужна твоя помощь.

Он поморщился, потому что тон ее слов был куда ближе к приказу принцессы, чем к мягкой просьбе нуждавшейся в нем девушки. Но пришлось через силу изобразить галантность:

- Только попроси.

- Я поеду искать Тита, - проговорила она. Голос ее от волнения звучал хрипло и срывался, словно ей не хватало воздуха. - Ты должен поехать со мной, Стирпайк. Должен помочь мне найти его. Ты же знаешь, где его искать.

- Я не знаю, Фуксия, - произнес он упавшим голосом. Это было куда хуже, чем он рассчитывал.

- Неправда, ты всегда все знаешь! - выкрикнула она запальчиво, мгновенно отбросив напускную царственную сдержанность. – И это же были твои люди!

Он утомленно прислонился к притолоке. Все поначалу складывалось так хорошо, строго по плану, точно отвечая его замыслам, ну почему же – почему вдруг все пошло кувырком? Порчу на него, что ли, навели.

- Это не мои люди, Фуксия, - сказал он, полузакрыв глаза, чтобы не выдать обуревавших его недобрых чувств, так и рвавшихся наружу. – Это были просто люди. Первые попавшиеся люди. И я не знаю, где они потеряли твоего брата. Ну не знаю я! Я просил привезти вас обоих, вот и все. Обоих, понимаешь? Я не говорил – привезите Фуксию, а Тита, пожалуйста, потеряйте по дороге.

- Это неуместная ирония! – воскликнула Фуксия.

- Ну а что мне прикажешь делать? Я не знаю, где он. Если ты не веришь мне, хотя бы рассуди логически – что мне за польза от его исчезновения? То, что на меня ополчится весь замок? Или что ты отвернулась от меня?

В его словах послышался отголосок искреннего огорчения, и принцесса немного умерила пыл.

- Помоги мне, Стирпайк, - взмолилась она. - Пожалуйста. Может быть, он не хочет возвращаться. Может быть, он решил, что это покушение, и прячется, испугавшись за свою жизнь. Но меня-то он послушает. Ко мне он вышел бы. Если он все еще там… и жив.

- Фуксия, там горы, понимаешь? Не несколько аккуратно подстриженных парковых аллей, где можно пройтись туда-обратно, окликая: «Тит Гроун, выйди ко мне, будь добр».

- Пожалуйста, мы ведь можем хоть попытаться. Вернуться на то место и хотя бы осмотреть окрестности. Я боюсь, что не смогу сама найти дорогу ... или найду, но потеряю много времени. Я не обращала внимания… а когда ехали назад – уже стемнело. А с профессором Катфлауэром меня не отпустят.

- А со мной отпустят?

- А с тобой мы ни у кого не спросим разрешения. Я знаю, как выйти из замка, минуя главные ворота. Мы с Титом много раз… - стоило упомянуть брата, как ее голос сорвался, и слезы хлынули из глаз, хотя она тут же вспомнила о гордости и вытерла их ладонью. Стирпайк раздраженно смотрел на заплаканную девушку. Его мало трогали слезы, которые он все равно бессилен был осушить, но ненависть к Титу, разрушившему идиллию, вспыхнула с новой силой.

- Замечательно. А объясняться потом со своей матерью будешь сама? Или мне оторвут голову?

- Не думала, что ты струсишь из-за какого-то разноса. И ведь, если только мы найдем Тита, никто нам слова не скажет, так будут рады.

- Но, Фуксия, посмотри правде в глаза. Мы не найдем Тита. Ты просто хочешь получить возможность думать, что сделала все возможное для его спасения, но вот не судьба.

- У тебя вообще есть сердце, Стирпайк? – вырвалось у нее потрясенно.

- Буквально вчера, или нет, позавчера, но вряд ли что-то с тех пор изменилось, доктор Прунскваллор подтвердил, что есть. Бьется. Можешь спросить у него, если не веришь.

Она одарила его испепеляющим взглядом.

- Я запомню, Стирпайк, что однажды просила тебя о помощи, но ты отказал мне.

Развернувшись так порывисто, что взметнулись несколько ярусов алой материи, что пошла на ее платье, Фуксия зашагала прочь, напряженная и неестественно прямая. Стирпайк со свистом выдохнул, досада глодала его, как голодный пес прошлогоднюю высохшую кость, закопанную на черный день. И как тут не возненавидеть этого мальчишку, если даже своим отсутствием он умудрялся портить ему кровь? Нужно немедленно как-то все поправить, вернуть расположение девушки, потому что с такой тенденцией к ухудшению, возможно, уже совсем скоро союзник ему потребуется, как утопающему глоток воздуха. Фуксия шла быстро, но он вмиг догнал ее, схватил за плечи и развернул к себе лицом.

- Я не отказывал! – воскликнул он даже с большей горячностью, чем собирался.

- Выходит, я ослышалась? – холодно поинтересовалась принцесса, высвобождаясь из цепкой хватки его рук. Вспомнив, кто она такая и как истово оберегает свою герцогскую гордость, Стирпайк отдернул руки, – не хватало еще, чтобы она снова обвинила его в грубости.

- Я всего лишь пытался отговорить тебя, Фуксия, от неприятностей дома и пустой потери времени.

- Мои неприятности - моя забота. И мне показалось, что тебя больше тревожат твои неприятности, не мои.

- Но ты ведь ставишь меня в глупое положение, как будто я увиливаю от своей работы. Я не могу надолго оставить замок, ты же знаешь.

- Ты столько лет не увиливал, Стирпайк, что один раз можно и увильнуть. Тем более теперь у тебя есть помощник. Так что есть на кого оставить замок. Поэт тебя заменит.

- Он ничего не умеет, - возразил Стирпайк.

- Расскажешь ему, что нужно делать в ближайшие день-два. Он что, не сумеет проследить, чтобы слуги выполнили работу как положено?

- Возможно, и не сумеет.

- Если не сумеет, ему ведь за это отвечать.

- Что-то мне подсказывает, что отвечать буду я. Полагаю, это мой здравый смысл.

- Что ж, тогда я сама пойду в предместье, - решительно заявила Фуксия, пожимая плечами.

- Это еще зачем?

- Найду тот дом, поищу моих «похитителей». Пусть они помогут мне добраться до того места, где в последний раз видели Тита. Не обессудь, если после этого поползут всякие слухи и дойдут до моей матери. Мне лично уже все равно, что обо мне подумают.

В другое время Стирпайк махнул бы рукой, посчитав, что все, что ни делается – все к лучшему, и предоставил бы принцессе стать виновницей скандала. После такой выходки ему либо позволили бы восстановить ее доброе имя, насколько это вообще возможно, либо Фуксия была бы исключена из жизни Горменгаста так основательно, что в дальнейшем ее можно было бы не принимать во внимание. Что будет, если в замке станет известно, что отъезд герцога был сорван с ее ведома и всячески ею поощрялся, что она знает, кто совершил нападение, и покрывает виновных? Принцесса, которая пошла против воли матери и погубила своим непослушанием родного брата-герцога, это уже совсем не то же самое, что далеко не шестнадцатилетняя принцесса, которая тайно состоит в предосудительной любовной связи с безродным служителем замка, сколь бы влиятельную должность он не занимал. За второе Фуксию по головке бы не погладили, но простили бы, куда делись. Но заговор… заговор не простили бы никогда.

И все бы ладно, только эти люди теперь знали слишком много, и он напрасно пошел на компромисс. Но ругать себя было поздно – сделанного не воротишь. И если Фуксия появится там и сумеет встретиться с кем-то из этих наглецов, а те не станут лгать принцессе, и выплывет наружу то, что он запустил руку в казну и намеревался и дальше расплачиваться с ними герцогским добром? Как тогда выкручиваться? Принцесса, как и все люди, никогда не нуждавшиеся в деньгах, может проявить в этом вопросе особую щепетильность, и тогда пиши пропало. Его вышвырнут вон раньше, чем вспомнят, что не у кого выяснить, с чего положено начинать грядущий день.

- Ладно, - взвесив возможные последствия не одобренной герцогиней отлучки и урагана, который пронесется по Горменгасту, если Фуксия выполнит свою угрозу, Стирпайк скрепя сердце кивнул головой. – Жди меня на рассвете за конюшнями, только надень, пожалуйста, что-нибудь такое, в чем сможешь ехать верхом.

- Но лошади… с лошадями незамеченными не выйти. Стражники нас остановят, - забеспокоилась принцесса, бессознательно оглядываясь, словно стража уже подбиралась из-за спины, нацеливая острие пики в сердце мятежника.

Стирпайк снисходительно усмехнулся.

- Фуксия, я провел здесь всю свою жизнь, зная, что в любую минуту мое присутствие в замке могут счесть… нежелательным. Неужели я не знаю, как отсюда выбраться? Не пешком же нам путешествовать, с клюкой и повесив на грудь нищенскую суму.

Принцесса помолчала, что-то обдумывая. Наконец вздохнула:

- Хорошо, как скажешь. Но… ты ведь не передумаешь за ночь, Стирпайк, правда?

Осознание, насколько он утратил ее доверие, не прибавляло бодрости. Ехидно ухмыльнулась ему судьба, если совершив столько злонамеренного, он потерял ее расположение именно теперь, когда не пытался причинить Гормегасту никакого вреда. Он возмутился бы, что это несправедливо, если бы хоть чуточку верил, что его безмолвный протест будет кем-то услышан. Стирпайк и сам не понял, откуда пришло это щемящее чувство, теснившее грудь, и как его назвать. Кто-то другой, не обладавший его неистовым упорством, возможно, сказал бы, что у него опустились руки. Но он не позволил отчаянию закрасться в сердце. Даже обидное, совершенно незаслуженное недоверие можно обратить в свою пользу, и Стирпайк, изгнав из голоса какой-либо намек на едкую, саркастическую горечь, затопившую его, мягко проговорил:

- Мне жаль, Фуксия, что ты так обо мне думаешь. Но что я могу? Даже если я поклянусь сейчас, что говорю правду, ты можешь спросить – «а не возьмешь ли ты назад свою клятву, Стирпайк?». Но ты ведь можешь проследить за мной, Фуксия, и увериться в том, что я не подведу тебя. Если останешься со мной в эту ночь. Как раньше, до несчастья с твоим братом.

Видно было, что Фуксия колеблется, однако она устояла.

- Я поверю на слово, - наконец сказала принцесса. - Не обмани моего доверия, Стирпайк.

И она зашагала прочь, оставив его наедине с досадой, и будь это чувство болезнью, можно было бы смело утверждать, что для него она приняла хроническую форму.

***

- Кажется, где-то здесь, - проговорила Фуксия, озираясь кругом. – Я, кажется, помню эти холмы. Хотя они тут все так похожи…

Стирпайк молча соскочил с лошади и подошел помочь спутнице сойти на землю. Дорога здесь резко забирала влево – хорошее место для засады, и насколько он мог изучить местность – по карте, правда – вероятно, нападение действительно произошло где-то неподалеку.

Они выехали с восходом солнца, и не щадили ни себя, ни лошадей, но только к полудню выехали к седловине Бараний ворот, где умудрился бесследно пропасть Тит Гроун 77-й. Если Фуксию и утомила поездка, то она не подавала виду, так сильно в ней было желание найти брата. В коричневой амазонке и стянутыми в упорно расползающийся узел волосами, она мало походила на наследницу Горменгаста. Но стоило взглянуть ей в лицо, как пропали бы всякие сомнения – это была не та Фуксия, которая совсем недавно сидела рядом с ним на крыше замка, облокотившись о низкий парапет, и, заговорщически улыбаясь, наблюдала, как во дворе суетятся слуги, выкатывая повозку, которую необходимо было привести в порядок для проведения очередной церемонии – в память о предке, обездвиженном долгой болезнью и завещавшем потомкам хоть изредка, но проникаться его страданиями, передвигаясь по замку без помощи ног.

Привязав лошадей – вести их за собой по узким тропинкам не было никакой возможности, Стирпайк и Фуксия свернули с тракта, направляясь вглубь рощи. Заманчиво легкая дорога вскоре сменилась подъемом, достаточно крутым, чтобы быстро утомить любого путника. Но тем, кто провел жизнь в стенах Горменгаста, к лестницам было не привыкать. Ни он, ни она не имели представления, с чего начинать поиски, и шли наугад. Тем затруднительнее было решить, куда двигаться, что тропа была заметно вытоптана, здесь оставили следы десятки тяжелых сапог. Не они первые явились сюда на поиски. Более опытные вернулись ни с чем, а они просто шли след в след за теми, кто осматривал здесь окрестности накануне.

Долгий подъем сменился относительно плоской площадкой, поросшей густым колючим кустарником, почти вытеснившим тропинку, которая сползла на самую кромку обрыва. После дождя здесь было бы невозможно пройти, не сорвавшись, но погода была сухой, так что слежавшаяся земля почти не скользила под ногами. Впереди виднелась более высокая гряда холмов, четко вырисовывавшаяся на фоне прозрачной полуденной синевы неба. Миновав самый опасный участок, где Стирпайк, не готовый отчитываться за потерю еще одного Гроуна, так цепко держал Фуксию за руку, что она жаловалась, что у нее раскрошатся в труху все косточки в пальцах, маленькая поисковая группа разделилась. Стирпайк отправился дальше по тропе, посматривая вниз со смешанным чувством – то ли надеясь увидеть белеющее среди камней тело юноши, то ли страшась, что так оно и случится. Рассудок выбирал первое. Как человек действия, он предпочел бы знать, с чем ему отныне придется бороться, пусть это даже сулило новые проблемы. Но мысль, каким безмерным будет отчаяние Фуксии, угнетала – не состраданием к чужому горю, но сознанием пропасти, которая все ширилась между ними.

Фуксия, разочарованно поддевая носком ботинка и откидывая в стороны скрипящие под ногами ветки, черным спутанным ковром устилавшие землю, побрела вглубь рощицы. Принять храброе решение и отправиться на поиски было значительно проще, чем, уже оказавшись на месте, придумать, как теперь собственно искать. Очевидность всей безнадежности ее замысла вынудила девушку с горечью признать правоту Стирпайка, скептически воспринявшего ее благородный порыв. Наивно было полагать, что достаточно оказаться в горах, как рассеется это невыносимое беспомощное ощущение – не знать, на каком находишься свете. Оплакивать ли брата? Надеяться ли на его возвращение? Горы тянулись на мили, и, заблудившись здесь, нечего и думать легко найти дорогу назад. Только чудо могло вмешаться в судьбу несчастного странника. Только чудо… Фуксия скосила глаза, что-то вдруг привлекло ее внимание, но она и сама не поняла, что это было – повсюду кругом простирался мрачноватый лес, затененный громадой нависавшей горы. На кустах вызревали какие-то ягоды, и она на мгновение решила, что это их красноватые бока зацепил ее взгляд. Но потом она опустила взгляд ниже и похолодела.

- Стирпайк! – дико закричала она.

Из земли, зарывшаяся в прошлогоднюю листву, торчала рыжеватая кисточка лисьего меха.

Она разрыдалась, упала на колени, разгребая голыми руками землю, отбрасывая влажные, скользкие темно-коричневые листья, разрывая путаницу корней. Утратив чувство реальности, поглощенная горем, она не сразу ощутила, как сильные руки оттаскивают ее прочь, и продолжала инстинктивно рваться туда, где – она уверена была – покоится тело ее родного, единственного брата.

- Перестань, перестань, это всего только кисть со шляпы, - твердил Стирпайк, встряхивая ее, и безуспешно пытаясь привести в чувство. Фуксия только отрицательно мотала головой и горестно всхлипывала, прильнув к его груди. – Там ничего нет, - повторил он, запустив одну руку в ее волосы, а другой прижимая к себе ее судорожно вздрагивающую спину. – Ничего, Фуксия. Успокойся.

Не ко времени было стыдить себя за то, что неодолимое стремление к независимости, всю жизнь гнавшее его на вершину, снова дало трещину. Но он и сейчас готов был вонзить ногти в свое тело, раздирая его в кровь, лишь бы изгнать из себя это тягостное чувство, будто вокруг шеи затягивается петля, которую он сам старательно завязал и подвесил. Замкнутый одиночка, нелюдимый и безжалостный, он скучал по ней эти дни, нет смысла отрицать, скучал по ее теплу, ее любви и доверчивой пылкости, по нежному прикосновению рук и по затаенной гордости обладания своей дерзкой, недостижимой юношеской мечтой, у которой не было никаких шансов сбыться, пока он не перехитрил судьбу. Тогда ему стало по-настоящему страшно, и этот страх не имел ничего общего с инстинктивным чувством самосохранения, которое вспыхивало в нем всякий раз, когда поблизости зажигался хоть самый крошечный огонек. Это был осознанный, исходящий от беспристрастного рассудка ужас. Он медленно сползал в пропасть. Ему не победить, если будет идти на поводу у сиюминутных прихотей, не взвешивая их полезность для достижения конечной цели. Острое желание оттолкнуть ее и вернуться в замок пронзило его, желание поскорее вернуться к привычной, понятной опасности разоблачения, к знакомым и давно не задевающим взглядам, в которых читалась неприязненное: «Мы тебя только терпим, мальчик с кухни, только терпим и избавимся, как только сможем». Напрасно он связался с этой девушкой. Она слишком безрассудна и погубит и себя, и его. Но оторвать ее можно было только силой – она так крепко обхватила его руками, словно боялась рухнуть куда-то в бездонную пропасть, стоит ей на мгновение ослабить хватку.

Стирпайк брезгливо приподнял двумя пальцами ее находку, облепленную серым лесным песком.

- Посмотри сюда, Фуксия, - уговаривал он. – Здесь нет ни крови, ни других признаков какой-то беды. Твой брат был здесь, но мы и так об этом знаем. Посмотри и убедись сама.

Она слабо повернулась, выпуская его наконец из плена своих объятий, раскрасневшееся лицо искажено страхом и недоверием, и Стирпайк почти насильно разжал ее пальцы и положил на ладонь оторванную кисточку.

- Вот. Это и все.

Она по-девчоночьи шмыгнула носом, глядя на зловещий предмет, потом выронила его и начала машинально вытирать перепачканную землей руку о платье. Стирпайк молчаливо порадовался – принцесса явно приходила в себя. Осипший от слез голос Фуксии дрожал, но теперь, как будто, она уже способна была рассуждать здраво.

- На него напали. Люди. Или, может быть, дикие звери.

- Да какие тут дикие звери…

- Не знаю. Волки? – предположила она, вздрогнув от вмиг представившейся ей кровавой драмы, которая могла разыграться на этом самом месте...

- Горные?

- Или медведь.

- Тогда нам лучше не находить останков, - безжалостно заметил Стирпайк. Фуксия всхлипнула, невольно оттолкнув его от себя. Стирпайк, понимая, что нужен ей сейчас, как никогда, так что не о чем и беспокоиться, послушно отодвинулся и, выжидал, опустив подбородок на скрещенные руки.

- Не могло же это просто так отвалиться… - она вопросительно скосила глаза на меховую кисть, словно та могла ответить на ее вопросы. - Что-то случилось! Это ужасно. С ним что-то случилось. Может, он убегал от кого-то? Или упал. Или на него напали. Что, Стирпайк?

- Я не следопыт, Фуксия, - сдержанно ответил молодой человек, думая о том, что любой из вариантов, озвученных принцессой, не сулил Титу ничего хорошего. Бежал ли он от кого-то, или здесь произошла какая-то стычка – в двух шагах от почти отвесного, обрывистого склона горы у него было мало шансов остаться в живых. Вполне возможно, Кеттлпорт беззастенчиво лгал, что они потеряли мальчишку из виду. За ним могли погнаться, а Тит броситься наутек в предвечерней мгле и свалиться с обрыва. Горе-преследователи же могли просто-напросто струсить и сговориться молчать. Он не собирался посвящать Фуксию в свои размышления, но она, по-видимому, думала о том же.

- Нужно спуститься вниз, может быть, он где-то там… - пробормотала она.

Вдвоем они вернулись к тому месту, где незадолго до того разделились. Стирпайк глянул вниз с обрыва и покачал головой. Не бездонная пропасть, но назвав ее так, преувеличение не так уж далеко уводило бы от истины.

- Даже если упал, то разбился о камни.

- Хотя бы похороним моего брата, как положено в Горменгасте… - отозвалась она печально. Стирпайк подавил вздох. Искореженные останки герцога, обнаруженные где-то в ближайшей расщелине, будут говорить сами за себя. Но поверит ли Фуксия, что он не отдавал приказа убить Тита? Ведь так легко подумать, что он решил одним махом вернуть себе девушку и избавиться от мешавшего брата. Ведь даже сам он в воображении уже нарисовал картину, которая просто напрашивалась, такой логичной была: вот похитители настигают Тита – короткая потасовка – и вот грубые руки уже тащат сопротивляющегося мальчишку к краю – толчок в спину – и герцог Гроун с воплем летит на встречу с заждавшимися предками. И все, как будто несчастный случай. Если ей придет это в голову, что она сделает?

- Что ж, давай поищем, где тут можно спуститься, - наконец, сказал он, решив положиться на удачу. Относительно пологая тропа вниз шла по почти высохшему руслу ручья. Торчавшие из земли камни образовывали естественную лестницу, идти по которой было бы легко, если бы кое-где не попадались илистые островки скользкой грязи и провалы, прятавшиеся среди мха и травы. С высоты казалось, что до дна ущелья рукой подать, и спускаться не так уж далеко, но к тому времени, когда они ступили на ровный участок, день начал клониться к вечеру, а Фуксия совершенно выбилась из сил. Она не жаловалась, но ноги у нее заплетались, и девушка поминутно спотыкалась. На обратном пути к тому месту, над которым, по расчетам Стирпайка, они обнаружили следы Тита, они не обменялись ни единым словом. Фуксия сосредоточилась на том, чтобы держаться на ногах, Стирпайк же просто старался быть внимательным и в случае, если для них припасены еще сюрпризы, первым их заметить.

Предчувствия не обманули. То, что сверху выглядело как безобидные заросли дикого ореха, вблизи оказалось краем узкой расщелины, отвесно уходящей вниз – словно создатель всего сущего с размаху ударил в этом месте гигантским топором, расколовшим землю надвое. Фуксия молча вглядывалась в провал, хотя далекое дно его все равно терялось в глухой тени. Скалистые стены ущелья не оставляли никакой возможности спуститься, а уж если кто упал бы туда, то что-то более окончательное трудно даже вообразить.

- Ты ведь смог бы, если бы захотел, - негромко заметила Фуксия, продолжая всматриваться в темное ничто, вполне возможно – поглотившее ее брата.

- Я все-таки не муха, Фуксия, - возразил он, едва совладав с досадой, подталкивавшей вложить в ответ побольше экспрессии. Какой-то странной любовью воспылала к нему герцогская дочь, если с такой легкостью предлагала ему рискнуть жизнью. И хоть бы по весомой причине, а не из чистого каприза. – Сравни каменные стены Горменгаста, где сплошные трещины и неровности, и гладкую скалу, - проговорил он мрачно.

- Ты нашел бы способ. Если бы хотел, - упрямо повторила она. – Можно веревку привязать.

На всякий случай отодвинув принцессу от края, Стирпайк глянул вниз и скептически приподнял брови.

- Можно. Штук пятьдесят мотков будет достаточно.

- Ну да. У тебя на все готов ответ.

Десять лет назад он взвыл бы, что это нечестно, но тот Стирпайк, которым он стал, сжал зубы и промолчал. Хотелось одного – чтобы Фуксия скорее отчаялась и согласилась возвращаться. Там столько дел. И еще этот Поэт – неизвестно, может быть сейчас роется в древних манускриптах, изучая тонкости обрядов. То, что он изучал много лет, теперь показалось несложным и в сущности легкодоступным. Будет слишком жестокой иронией рока повторить судьбу Баркентина. Вдруг Поэт окажется удачливым и сообразительным? Несколько часов назад ему казалась небесполезной эта экспедиция – по крайней мере, она давала возможность помириться с принцессой, но чем дальше, тем менее вероятным и менее желанным он находил это перемирие. Между тем, становилось очевидно, что до рассвета нечего и думать искать дорогу назад. Вот-вот стемнеет, и если темнота застигнет на середине крутого спуска, их жизни не будут стоить ломаного гроша. А ему так не хотелось ночевать на свежем воздухе, вдали от кипящей жизни Замка, в компании девушки, так и норовившей пустить шпильку…

Побродив по краю расщелины, павшая духом Фуксия опустилась на камень. Стирпайк со скрытым злорадством отметил ее отчаяние. Что ж, разве он не говорил ей, что розыски обречены на неудачу?

- Тит ведь мог убегать от обрыва, а не к обрыву, - проговорила она нерешительно. – Нужно снова подняться на то место и пойти в другую сторону.

- В которую из трех? – не удержался Стирпайк. Фуксия взглянула исподлобья и угрюмо замолчала. Каждое его слово рушило то, что еще оставалось целым. Вздохнув и в сто тысячный раз напомнив себе, что без Тита и без других наследников мужского пола, она единственная, кто может претендовать на корону, он подошел вплотную и присел перед ней на корточки, взял ее руки в свои. – Прости меня, Фуксия. Я правда не знаю, что еще мы можем сделать. Ты сама видишь, тут можно пойти хоть на восток, хоть на запад, идти три дня и никого не встретить. Я хочу тебе помочь, но, честное слово, не знаю как. Прошу тебя, поставь себя на мое место. Что я тебе сделал? За что ты на меня ополчилась?

Насколько он ее знал, такое должно было подействовать. Затаив дыхание, он ждал реакции, и принцесса заерзала, как будто устала сидеть на твердом камне. Ее рот скривился, как у обиженного ребенка, и она отвела глаза, словно его пристальный взгляд смущал ее.

- Я… мне просто страшно, Стирпайк. И я устала. И замерзла. И как я буду жить дальше, если Тит не найдется?

- Если обвинять себя во всем, даже в отсутствии дара предвидения, можно приписать себе множество грехов. Никто из нас этого не хотел. Разве этого не достаточно?

- Мне – нет. Ты продолжишь поиски со мной завтра?

- Куда ж я денусь, не оставлю же тебя тут одну, зверью на съедение…

- Съедение?

- Фигурально выражаясь, - торопливо поправился он.

- Понятно. Может, костер разведешь? Холодно.

Стирпайк невольно моргнул, уверенный, что она издевается, но тут же опомнился. Холодно, правда. Но он сделает вид, что не расслышал. Он мягко заговорил, продолжая удерживать ее руки в своих:

- А обо мне ты стала бы так переживать, Фуксия? Попади я так или иначе на место твоего брата. Или просто сказала бы себе – увы, жестокая злодейка-судьба, но что поделаешь?

Она быстро повернулась к нему – в глазах ее ярко вспыхнула искра неподдельного недоумения.

- Ты… да как ты можешь так говорить, Стирпайк? Как тебе не совестно?

- А что такого? С чего мне думать, что ради меня… ты, к примеру, предложила бы своему брату лезть в пропасть. Разве я знаю, значу ли для тебя что-то? Ты ведь никогда не говорила, что любишь меня.

- Но… - начала она протестующе, но не договорила - остановилась, замялась, словно позабыв все слова. И не продолжила.

- Лучше и не говори, – он принужденно рассмеялся, жалея о попытке растопить лед, вызвать ее на откровенность. – И вообще, забудь.

Она забыла бы, если бы могла. Забыла бы, если б это не она однажды захлопнула громоздкую дубовую дверь, за которой нашли вечное успокоение сестры ее отца, чем спасла его от справедливого отмщения. Тягучий металлический скрип порой все еще отдавался у нее в ушах. И еще визг Тита, когда старик-камердинер рывком распахнул ту дверь несколько минут спустя, и рухнувший вниз топор превратил его череп в чудовищное многоцветное месиво.

< - Предыдущая страница                                                     Следующая страница - >