|
|
Сайт о замке "Горменгаст" Мервина Пика и его обитателях |
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Горменгаст (AU) Автор: Sanseverina Страницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | Глава 7 Ровно в пять часов герцогиня Гертруда Гроун величественными шагами покинула свои покои в сопровождении потерянно семенящего следом Поэта, господина самых возвышенных взглядов и крайне далекого от мирских сиюминутных проблем. Поэт, обладатель вытянутого, угловатого лица и крючковатого носа, двигался воровато-нервно, оглядываясь то на герцогиню, решительность которой воздействовала на него пугающе, то через плечо – и надеясь втайне, что откуда ни возьмись за спиной его вырастет худой силуэт Хранителя Ритуалов, который потребует назад свои полномочия, и побаиваясь его появления, потому что Стирпайк при всей его внешней любезности и видимом миролюбии внушал иррациональную тревогу, и никакого желания становиться у него на пути новоназначенный помощник не испытывал. Поэту – теперь ему пришлось вспомнить свое имя, потому что такому важному для Замка лицу не пристало отзываться чуть ли не на кличку, так что отныне к нему дозволялось обращаться только как к мистеру Бертраму Орнейту, помощнику и заместителю Хранителя Ритуалов и Обрядов Горменгаста – доставили из библиотеки кипу фолиантов: все тома, которые обнаружились сложенными стопкой на столе, что внушало хрупкую надежду найти именно в них детальное описание ближайшей церемонии. Вышло шесть книг, каждая весом около полутора фунтов. Сгибаясь под их тяжестью, Поэт пытался не отставать от герцогини, уверенно шагавшей по коридорам, даже и не думая проверять, по прежнему ли следует он за ней, не пал ли служитель традиций, насмерть придавленный мудростью предков. Во дворе леди Гертруда остановилась и вопрошающе устремила взгляд на обмершего от страха устроителя церемонии, не имевшего даже смутного представления о ее содержании. - Ну? – ободрила она его. Поэт выдавил вежливую улыбку, крепче прижимая к груди книги. Герцогиня начала выражать признаки нетерпения. – И долго я буду ожидать? - Э… мадам? Я должен что-то делать? – слабым голосом проблеял помощник Хранителя. - Естественно, вы должны что-то делать, - сухо заметила герцогиня. - Очень обнадеживает, что вы об этом догадались самостоятельно. - И… что? Что я должен делать? То есть – что именно? Леди Гертруда издала горловой звук, смутно напоминавший рычание. - Вы провели свою жизнь в погребе, мистер Орнейт, ни разу не показываясь на поверхность? Вы не подозреваете, в чем состоят обязанности Хранителя Ритуалов? Это очень прискорбно. Я вас могу просветить – ваши обязанности как раз и состоят в том, чтобы сообщать – и сообщать своевременно, что делать мне. А не наоборот. - Но, мадам, я ничего не знаю о том, что делать вам! – возопил поэт. - Тем более – своевременно! - Может быть, если вы задействуете мозги, то догадаетесь, что именно для этого вам дали книги. Откройте их и прочтите, что нужно делать. Там все написано, - надменно высказала герцогиня и взглянула на небосвод. – И если вы не поторопитесь, скоро начнет темнеть. Поэт опустил часть книг на землю, держать их и дальше – уже отнимались руки, и покорно открыл верхний из фолиантов на титульной странице. Естественно, указания, что мистеру Орнейту следует немедленно открыть двести тридцать первую страницу четвертого тома, там не обнаружилось. Он моргнул, словно все еще надеясь, что заветная надпись проступит на пожелтевшей от лет бумаге, однако в расписании чудес день двадцать девятого сентября, начало шестого вечера не значился. - Что мне искать? – наконец спросил он робко, осознав, что раздражение его невежеством будет предпочтительнее гнева герцогини, если традиция так и не будет соблюдена по его вине. - Вы что же, спите на ходу, мистер Орнейт? – сердито поинтересовалась Гертруда. – Это последний раз, когда подсказываю я вам, а не вы мне. Ищите церемонию протирания камня. Где-то должен быть камень, на котором высечены древние письмена. Где именно – этого я не могу помнить. Эта церемония проводится один раз в десять лет. Покраснев, хотя обвинение нельзя было расценить как справедливое, но все же неприятно услышать подобное из уст госпожи, да еще и в присутствии любопытных, Поэт принялся листать страницы, усердно шевеля губами. Герцогиня вздыхала, не скрывая, что злится, и от этого процесс затягивался еще больше, поскольку помощник Хранителя стал ловить себя на том, что переворачивает страницы, не вдумываясь в их содержимое. Прошло не меньше получаса, в течение которых леди Гертруда впала в исступление от того, что ее заставляли ждать так долго, а Поэт чуть не плакал от беспомощности – инструкции предков Гроунов казались ему абсолютно бессвязными – ни тебе оглавления, ни краткого содержания тома. И наконец ему попалось на глаза знакомое словосочетание, и крик радостного облегчения вырвался из его горла. - Вот, вот! – воскликнул он, водя пальцем по чернильной вязи указаний. Герцогиня пробормотала нечто невразумительное, если и походившее на похвалу, то весьма смутно. - Ну, наконец-то, - бросила она. – Я думала, мы всю ночь проведем тут во дворе в ожидании, пока вы соблаговолите поднапрячься. И что же мне делать? - Э… идти, - пробормотал помощник Хранителя уже значительно менее бодрым голосом. - Куда? - Здесь… говорится, что схема построек находится в томе семь, помеченном литерой «С». - Ну? - Я не знаю, где седьмой том, да еще и с литерой «С»… - простонал Поэт. - Мистер Орнейт, да включите же соображение, в конце концов, - почти прорычала Гертруда. - Постройки наверняка готовы, не станете же вы сейчас же при мне их возводить? С какой целью вам искать том, где находится их схема? - Но… я не знаю, которые из построек имеются в виду! В замке множество построек, в том числе совсем свежих! - Так читайте, читайте! Поэт вздохнул и снова зашевелил губами, сжимая обеими руками фолиант, будто боясь, что в довершение всех неприятностей тот вырвется и убежит в лес. - Ну? И что? – поторопила герцогиня. – Я все еще жду. - Это какие-то леса… или подъемник… что-то такое, куда вы, мадам, должны подняться, чтобы стереть пыль десятилетий и прочесть древнее изречение. - Так ведите же! – велела Гертруда, но Поэт продолжал беспомощно озираться кругом. Наконец он поймал ее взгляд, предвещающий тяжелое объяснение, если приказ не будет выполнен немедленно, и бессильно махнув рукой в отчаянии, ткнул пальцем куда-то на запад. Герцогиня не выразила ни доли сомнения и двинулась в указанном направлении. Поэт, все еще не отрывая глаз от книги в надежде увидеть более конкретное руководство, поминутно спотыкался, но брел за ней следом. - Где же? – не выдержала герцогиня. – Долго нам еще идти? - Наверно…. Наверно там, - выпалил несчастный устроитель церемонии, указывая на башню, опоясанную деревянной лестницей, поднимавшейся к балкону на уровне третьего или четвертого этажа замка. - Вы уверены? - Э… ее похоже, выстроили совсем недавно, - гордый своей догадливостью, заявил Поэт. - И где древний камень? – спросила герцогиня, сощурившись, и окинула взглядом башню. - Наверное, нужно подняться на самый верх, чтобы его увидеть, - предположил он. - Подняться по этой лестнице? - Ну да… мадам. Вероятно, да. - Вероятно или да? – уточнила она холодно. - ДА! – устало выпалил Поэт, до смерти утомленный перипетиями последнего часа. Герцогиня помолчала. Если что-то вызывало у нее сомнения, то она явно не собиралась ими делиться. Когда она кивнула и, осторожно приподняв тяжелый подол, стала подниматься по скрипучим ступеням, поэт вздохнул с облегчением и утер выступивший на лбу пот. Целых три минуты он пребывал в блаженной расслабленности, считая, что самое трудное позади, и ему кое-как удалось продержаться первый день в новом качестве, не слишком опозорившись и не сотворив промаха, из-за которого его по меньшей мере изгнали бы из Горменгаста, как старого слугу Флея. А затем раздался душераздирающий треск, и ненадежная деревянная ступенька подломилась под грузными шагами герцогини. С воплем ужаса немолодая женщина попыталась избежать падения, ухватившись за перила, но те не вынесли ее тяжести, и в следующее мгновение она камнем рухнула вниз. Помощник Хранителя замер на некоторое время в полном оцепенении, бессмысленно уставившись на распростертую на земле леди, потом ноги его подкосились, и он упал без чувств на том же месте, где стоял. *** Пока Прунскволлор, то охая, то отпуская шуточки, которые по всей видимости призваны были вселить в пациентку спокойствие, накладывал шины на ногу герцогини, та лежала совершенно неподвижно и глядела в потолок. - Хватит уже болтать, - наконец не выдержала она, когда Прунскволлор окончательно утомил ее бодрым щебетанием. – Тем более о пустяках. Лучше скажите, что вы думаете? Эта доска – она прогнила или подпилена? Доктор остановился, бинт повис в его руках, словно белый флаг. - Э… моя леди, я всего только врач. Я не могу судить о вещах, в которых не разбираюсь. - Что вы думаете, Скволлор? Я хочу знать ваше частное мнение. - Если вы хотите знать мое мнение как неспециалиста в дознании… подпилена, моя леди. - Я думаю так же. Что вы думаете, этот молодой человек… Стирпайк… уж не собирался ли он таким образом покончить со мной? - Все может быть, моя леди, все может быть. Это очень подозрительно, очень. - Не твердите одно и то же, вы не попугай. Тогда почему я жива, Скволлор? Думаю, с такой высоты невозможно убиться насмерть. Что стоило подпилить лестницу несколькими ступеньками выше? Упав оттуда, можно убиться практически наверняка. - Не знаю, что и думать, моя леди. - Это очень странно. - И правда, - согласился доктор, беспокойно крутя в руках бинт. Постояв некоторое время в прострации, он взглянул на него удивленно и, словно вспомнив, зачем явился сюда, вновь занялся переломом. - Возможно, это… предупреждение? Угроза? – настойчиво проговорила герцогиня, едва ли замечая манипуляции лекаря, так поглощена была опасной загадкой. - Сомнительно, моя леди. Ведь кто предупрежден, тот вооружен. А мистер Стирпайк не знает, насколько подробно мы осведомлены о его темной натуре. Если он полагает себя в безопасности, то к чему угрозы, которые только взбудоражат всех? Если нет… то тем более ему следует действовать наверняка. - Что, если это он нашел способ погубить моего сына? - Я верю, что Тит найдется, моя леди, - мягко проговорил Прунскволлор. - В Горменгасте давно не слышно ни о каких разбойниках. Странное совпадение. - Но в Горменгасте и редко выедет богато груженая повозка. Могли соблазниться… - Могли. Но чуть не в тот же день это покушение? И лестницу эту возвели раньше, и руководил постройкой Стирпайк. Прежде у него, кажется, никогда и ничего не ломалось в столь неподходящий момент. Разве это не странно? Сначала Тит, потом я. Кажется, нам всем следует полагать себя в опасности. И вам, кстати говоря, тоже, Скволлор. Не говоря уже о Фуксии. Хотя ей, надо полагать, грозит опасность иного рода. Впрочем – и в этом даже я не уверена. Если они близки… разве не может он посчитать, что моя дочь знает больше, чем безопасно для него? - Я… мне кажется, даже такой тип, как Стирпайк, не поднимет руку на вашу дочь. - Чушь! – рявкнула герцогиня, и ее гневный голос едва не заставил доктора выронить ножницы, которыми собирался отрезать конец бинта. – Человек, способный распорядиться чужой жизнью, не станет сентиментальничать лишь потому, что состоял с кем-то в связи,- добавила она поспокойнее, заметив, что испугала собеседника до нервной икоты.. - Мда… Вы правы, моя леди. Хотя все равно концы с концами не сходятся… Какое странное покушение. Обреченное на неуспех. - Как вам такой вариант, Скволлор: что, если мы увидели лишь верхушку черного замысла, а вы своим снотворным помешали убийце довести дело до конца? - Хм… Моя леди, мы ступаем на зыбкую почву предположений. - Однако нужно что-то делать, - задумчиво проговорила герцогиня. - Что? - Завтра Поэт будет официально назначен помощником Хранителя. Он держался хорошо, хоть в конце и оскандалился, упав в обморок, как нервная девица. Я назначу его, и нужно, чтобы все об этом слышали, включая, естественно, самого Стирпайка. И нужно непременно приставить к нему охрану. А то как бы под ним тоже не подломилась лестница. - Разумно. А что по поводу сегодняшнего? - Предадим забвению, - решительно заявила Гертруда. - Скажем, что это досадный несчастный случай. И будем держать ухо востро. Мне очень не нравится все это, Скволлор. Боюсь, что если Стирпайк поймет, что мы разгадали его игру – последствия могут оказаться фатальными. - Боюсь, что назначение Поэта скажет ему о наших подозрениях больше, чем прямые обвинения, - вздохнул Прунскволлор. - Отчего же, мы обоснуем это тем, что пришли в ужас от того, что неожиданная хворь может временно оставить нас вовсе без Хранителя Ритуала, что нарушит весь жизненный уклад Горменгаста. Таким образом, все не может быть завязано на одном человеке, вот и все. И напомним, что у прежнего Хранителя много лет был ученик, так что, мы не делаем ничего особенно подозрительного, идущего вразрез с привычным ходом вещей. - Тогда, моя леди… Что, если Стирпайк вообще ничего не будет знать о случившемся? - Каким образом? - О происшествии знают немногие. Поэта можно предупредить не распространяться. Слуг, пожалуй, тоже. Конечно, они могут все равно распустить язык… но попытаться-то можно. Когда Стирпайк появляется, вы сидите, и повязки не будет видно. И мы ничего не скажем. Понаблюдаем за его реакцией. Не задаст ли он странных вопросов. Поспешит ли взглянуть, есть ли поломки в его конструкции, будет ли удивлен повреждениями… - А моей дочери? Ей мы скажем правду? - Попробуем скрыть и от нее… - покраснел доктор. - Хотя не уверен, что нам удастся. - Сомнительно, но пусть. Я согласна. Будьте завтра утром здесь, Скволлор. Я собираюсь объявить свою волю, и хочу, чтобы вы присмотрели за нашим Хранителем. Возможно, вам и впрямь удастся заприметить нечто интересное. Не спускайте глаз с его лица… хоть это не самое приятное зрелище. - Да, моя леди. - Скволлор! - Да, моя леди? - Будьте осторожны. *** К ужину Фуксия не спустилась, и Прунскволлор воспользовался поводом, чтобы заглянуть к ней и удостовериться, что девушка в порядке. - Какие-нибудь новости? – сразу спросила она, увидев грустное лицо и блестящие окружности очков робко втиснувшегося в приоткрывшуюся щель доктора. Восприняв ее слова как приглашение войти, Прунскволлор переступил порог. - Нет, моя дорогая леди, ничего. Но капитан стражи отправился на поиски, взяв с собой половину замковой стражи и еще человек двадцать мужчин из предместий. Вы ложитесь отдыхать, моя дорогая, все равно раньше, чем завтра, они назад не вернутся. - Конечно, - рассеянно кивнула Фуксия, не меняя позы – она сидела на кушетке, поигрывая мотком пряжи, оказавшимся под рукой, то катая его, то подбрасывая. – А что, только стражники поехали искать Тита? «Стирпайк остался или уехал?»-мысленно перевел доктор и испустил безрадостный вздох. - Только стражники, но там достаточно людей, леди Фуксия… Еще больше будут только даром толпиться и мешать друг другу. - А что мама? Она очень переживает? - Вы же знаете свою мать, моя дорогая… Она очень сильная и никогда не покажет, как встревожена. - Она очень на меня сердита? - Помилуйте, за что? – воскликнул Прунскволлор, всплеснув руками в изумлении - За то, что я вернулась невредимой, и не защитила моего брата. Разве меня не затем послали с ним вместе, чтобы я опекала его, присмотрела за ним, была ему опорой? А я подвела ваши чаяния, еще даже не добравшись до границы наших владений. Доктор подумал о том, что если такой несправедливый упрек зародился бы в загадочном уме герцогини, иногда удивлявшем его неожиданностью суждений, то сейчас, когда мысли ее разрываются между пропавшим сыном и покушением, явно не тот момент, когда Гертруду могла занимать вина старшей дочери. Но решившись скрыть от девушки подробности неприятного происшествия, он вынужден был ответить уклончиво: - Моя дорогая, не будьте к себе столь суровы… Кто мог рассчитывать на вас в таком деле, как защита от разбойников? Это нам следовало заранее подумать о безопасности мальчика. - Нам? – Фуксия повернулась, и глаза ее подозрительно блеснули. Доктор прикусил язык. - Я со своей стороны тоже виню себя, что не настаивал, чтобы вас сопровождала охрана… - Разве кто-то может в чем-то убедить мою мать, если она что-то задумала? – с горечью проговорила Фуксия. Прунскволлор медленно выдохнул. Ему совсем не хотелось бы, чтобы принцесса поняла, что это он предал ее и настропалил герцогиню отправить ее в путешествие вместе с Титом. Но как будто его оговорка вызвала у нее только короткую вспышку тревожного предчувствия, причину которого она сама не могла бы объяснить. - Для вашей матери, моя леди, сейчас тоже очень трудный момент, будьте к ней снисходительны. У всех ведь у нас свои слабости, правда? – он внимательно заглянул ей в лицо. Фуксия едва заметно вздрогнула. Но броситься к нему на шею и повиниться в своих слабостях – этого, как он понял, от нее было не дождаться. Та Фуксия, которая приносила ему тетрадки со стихами и делилась самым сокровенным, замкнулась в себе и никого теперь на собиралась впускать в свой внутренний мир. *** Хождение из угла в угол не помогало, тревога не отступала, прочно вцепившись в нее когтями, и Фуксия Гроун не находила себе места. Вот уже вторую ночь подряд ее брат пребывал неизвестно где. Мысли, посещавшие ее, были одна другой ужаснее, и картины, подсказанные воображением, все чудовищнее. Ночевал ли он под открытым небом, страдая от голода и холода, не нуждался ли в срочной помощи, не подвергался ли опасности? Она ощущала себя худшей сестрой в мире – сестрой, чье безрассудное поведение навлекло беду на самого близкого человека. Прав был Стирпайк, как ни прискорбно, но прав, это ее безответственность дала ему повод думать, что рискованный план действий вызовет у нее живейшее одобрение. Некстати вспомнившийся Стирпайк только усугубил ее страхи и подавленность. Они расстались далеко не дружески и не виделись с тех пор, как он бросил ее в одиночестве неподалеку от ворот Замка. Фуксия от души надеялась, что ей удалось задеть его, хотя этого никогда нельзя было знать наверняка. Станет ли он после всего происшедшего ждать ее на обычном месте? Только что, буквально минуту назад, она не собиралась идти на свидание, даже в мыслях не держала, но теперь, когда начала задавать себе вопросы, вдруг ею овладели сомнения. Даже перепалка и взаимные упреки казались куда предпочтительнее неизвестности и этого бессмысленного бдения у окна - но сколько ни вглядывайся в лиловые сумерки, никто не ехал, никакой отдаленный цокот лошадиных копыт не предвещал скорую и радостную встречу. Фуксия поднялась и, вздохнув, задернула шторы, силой заставив себя прекратить искушать судьбу этой сосредоточенностью на участи младшего брата. Хорошие вести никогда не приходят, если дожидаться их слишком усердно. Ни одно занятие все равно не могло отвлечь ее, и она начала собираться. Отражение в зеркале окинуло ее хмурым взглядом и не слишком польстило. Оно было усталым, и словно нагоняло потихоньку возраст, от которого она отстала, задержавшись в радужных девичьих грезах. Она прошлась пуховкой по бледным щекам, чуть оживляя потускневший румянец. Переодеваться Фуксия не стала, а свечу подержала в руке, колеблясь, но задула и вставила обратно в подсвечник, решив, что обойдется и так. Не то чтобы она скучала по Стирпайку, хотя и этого нельзя было полностью отрицать. Но одно бесспорно: она почувствовала бы себя лучше, гораздо увереннее и тверже духом, если бы он был рядом. Большей защищенности, большего спокойствия, чем в его руках, она никогда не испытывала. Отчасти потому, что находясь рядом с ним, не нужно было задаваться вопросом, что за работа мысли кипит в этом непостижимом, чужеродном для Горменгаста мозгу, и не чреваты ли родившиеся в нем идеи незамедлительной опасностью для всего, что было ей дорого. Если бы могла, она с утра до ночи ходила бы за ним следом, и была самой счастливой и беззаботной молодой женщиной в мире. Что бы он ни делал, Фуксия предпочла бы знать, что именно. Подарив себе это оправдание, она набросила шаль и с опаской выглянула из комнаты. Служанка мирно посапывала над рукоделием, и принцесса на цыпочках прошла мимо нее. Гордость издала протестующий стон, но не сегодня впервые она отказалась от нее, и ничего не менял еще один раз, когда она безжалостно через нее переступит. В сущности… если Стирпайк разозлился достаточно сильно, то и не придет, и порыв ее тогда останется тайной, которой она никогда и ни с кем не поделится. Если придет, несмотря на недавнюю ссору, то, быть может, он и заслуживает, чтобы она поступилась принципами. Терять ей все равно было нечего. Чего еще можно было лишиться такого, что захотелось бы оплакать - ни гордости, ни девичьей чести. Может быть, и любимого брата не осталось. И призрак свободы мелькнул, поманив крылом, и растворился в туманной дали. Зябко кутаясь в шаль, хотя вечер был вовсе не холодным, и озноб ее имел причину, которую невозможно было устранить, всего лишь потеплее одевшись, Фуксия Гроун, цепляясь свободной рукой за перила, поднималась по темной лестнице. Этот путь она проделывала бессчетное число раз, и каждый раз внутренняя дрожь пронзала ее – она чувствовала себя такой маленькой и потерянной, заблудшей дочерью правителей Горменгаста, искавшей свой путь во мраке. Дорогу она выучила наизусть, и даже без света легко находила нужный поворот, а двигаясь на ощупь, ни разу не споткнулась о крутую ступеньку. Чуть успокоив участившееся от торопливого подъема дыхание, принцесса приблизилась к знакомой двери. Света из-под нее не выбивалось. Она нерешительно помедлила, но признав, что отсутствие света почти однозначно говорит об отсутствии других, кроме нее, гостей, расхрабрилась и дернула ручку – на случай какого-нибудь «вдруг», которое волей провидения оказалось бы к ней милосердным и не доводило унижение до крайности. Ничего не произошло. Заперто. Тихо, пусто, темно. Никто здесь ее ждал. В этой части замка, угрюмой и необжитой, она была совершенно одна. Необходимость возвращаться в свои комнаты ни с чем, с тяжелым грузом на сердце брести тем же путем, темной пустынной лестницей, где гулко отдается каждый шаг и пугает звук собственного дыхания, превращенного богатым воображением в кровожадный хрип неведомого зверя или потревоженного призрака, исторгла у нее горестный стон. Какая глупость не потребовать собственный ключ, почему же, почему ей так не свойственно заглядывать в будущее, почему в ней нет ни капли предусмотрительности? Фуксия стояла, прижавшись боком к двери, вцепившись судорожной хваткой в ручку, упрямо не желавшую поддаваться ее отчаянному усилию. С трудом уняв сердцебиение и смирившись с постигшим ее поражением, она наконец опустила руки, и в тот же миг где-то за ее спиной отчетливо заскрипела половица. Фуксия дернулась всем телом, словно в поясницу ей вонзилась иголка, и быстро оглянулась. Все так же темно и пусто. И снова так же тихо. Но ужас, поднявшийся из глубины естества и затопивший ее без остатка, уже нельзя было одолеть. Кто-то смотрел на нее, невидимый и пугающий, кто-то ждал ее во мраке, она кожей ощущала на себе взгляд. - Стирпайк? – прошептала она с надеждой, что это он в отместку за давешнюю резкость подшутил над ней. – Стирпайк, пожалуйста…. это ты? – повторила она жалобным и тонким, как у ребенка, голоском. Никто не откликнулся на ее зов. Она побежала бы без оглядки, но не знала, в какой стороне притаился ее воплощенный в плоть и кровь кошмар, и не рванется ли она прямо в объятия темной зловещей силы. Все прочитанные в детстве сказки ожили, и она воочию видела порождение дьявольских козней, громадное существо с изогнутыми клыками дикого кабана, лохматой свалявшейся шерстью и горящими красным глазами, поджидающее в темном углу свою беззащитную жертву. А затем в темноте и впрямь блеснуло что-то, пусть не красным, как она успела нафантазировать, но все равно Фуксия уверена была, что видит не что иное, как яркие белки глаз наблюдавшего за ней существа. Тогда выдержка ее отказала, и окончательно потеряв голову, она пронзительно вскрикнула и побежала. Коридор стремительно пронесся мимо, но она, едва ли сознавая куда мчится и зачем бросилась в сторону, противоположную лестнице и безопасности ее покоев, только укреплялась в мысли, что тот же некто настырно следует за ней. Пусть хриплое дыхание, которое преследовало ее, могло вырываться из ее собственной груди, но эти тяжеловесные, по-старчески шаркающие шаги никак не могли принадлежать ей. Она бежала и бежала, потеряв счет времени и даже не пытаясь запомнить дорогу. В какой-то момент она начала с ужасом сознавать, что не имеет представления, в какой части замка находится, далеко ли оказалась или сделала полный круг и вернулась обратно. Она помнила, как ноги сами собой несли ее по каким-то лестницам, но не могла бы сказать, ближе ли она сейчас к крыше, чем к подвалу, или наоборот. Будь она старше и более хрупкой здоровьем, должно быть, сердце бы ее разорвалось от страха. Но Фуксия всего лишь дрожала всем телом и бежала без оглядки в темноте коридоров Горменгаста, пасмурных и мрачных даже в разгар самого теплого и солнечного дня, и наполненных густой чернильной тьмой после заката. Ей уже не верилось, что она когда-нибудь окажется в обитаемом крыле замка, где чадят зажженные факелы, разгоняя тени, и деловито снуют слуги, заканчивая последние на сегодня труды. Метнувшись в очередной коридор, она зацепилась подолом за что-то острое и, впав в панику, дергала его, пока не порвала. Когда она освободилась, звонко лязгнул металл, и душа у нее мигом ушла пятки. Но отчасти овладев собой, Фуксия разглядела, что несколько мгновений была пленницей рыцаря, чьи железные доспехи несли в простенке почетный караул. Теперь она, воспрянув духом, сумела сориентироваться: от парадных покоев было довольно далеко, но неподалеку располагались жилые комнаты, где-то здесь, буквально в нескольких шагах обитали главная леди-камеристка герцогини, казначей Замка, дворецкий, и еще Стирпайк. Момент облегчения, когда она готова была рассмеяться над своими страхами, не затянулся – стоило остановиться, как слух ее вновь уловил чужеродный шорох и как будто сдавленный кашель, и хотя твердой убежденности, что ей не померещилось, не было, Фуксия, ужаснувшись, сорвалась с места. Стирпайк был последним, кого она пожелала бы видеть еще четверть часа назад, но негодование и обида из-за того, как он мало того что подвел ее, но еще и заставил почувствовать себя навязчивой влюбленной глупышкой, которую отвергли, все эти горькие чувства теперь отступили под влиянием обстоятельств. Ее достоинство высокородной леди не имело больше никакого значения, страх поглотил все прочие эмоции до последней капли. Оглянувшись, она увидела, что коридор темен и вполне безвреден с виду, но уверенность, что нечто – все равно, дух, зверь или человек – все еще где-то там, ждет, пока она расслабится и утратит бдительность, не рассеялась. Пугливо озираясь, Фуксия поскреблась в дверь, негромко, но настойчиво, как одна из царственных белых питомиц ее матери после прогулки по своим кошачьим делам. Никто не вышел навстречу, не предложил ей войти. Она окликнула его, позвала по имени, хотя это было чистое безумие, не так велики были покои служителей, чтобы слово, выкрикнутое у одной двери, невозможно было расслышать тем, для кого подобное сумасбродство было бы восхитительным предметом для сплетен и мелкого наушничества. Но она все равно окликнула его несколько раз подряд, утрачивая последние крохи здравомыслия, все повышая и повышая голос, от задыхающегося шепота и до возгласа, который он не мог бы не услышать, если только не ушел куда-то или не собирался проучить ее. Никто не отозвался. Зажав ладонью рот и подавив всхлип, она приникла к двери, и та вдруг слегка подалась под нажимом. Фуксия растерянно отстранилась. Соблазн был так велик, что у нее заныло все тело от желания немедленно распахнуть эту дверь и нырнуть в спасительный проем, где можно запереться, зажечь все свечи и ждать утра, которое разгонит любую нечисть. Но это было бы настолько непристойно, что даже паника не могла подвигнуть ее на такой порочный шаг. Тем более, хозяин этих комнат был наверняка у себя, она даже представить себе не могла, чтобы такой расчетливый и дальновидный человек, как Стирпайк, и вдруг ушел и бросил свои апартаменты открытыми чуть не нараспашку. Она так разъярилась, что живот свело судорогой, и задыхаясь от бешенства, мысленно обещала ему самую безжалостную месть, которую только сумеет придумать. Что за злую, испорченную сущность нужно нужно иметь, чтобы не придти на выручку девушке, которой совсем недавно объяснялся с любви? Гнев изгнал страх. Больше не озираясь трусливо, как почуявшая кота мышь, она повернулась и внимательно обследовала взглядом коридор, вслушиваясь в свой внутренний голос, продолжавший шептать ей предостережения. Все же ощущение, что на самый крайний случай они всегда сможет толкнуть спиной дверь и юркнуть внутрь, пусть даже сама леди-камеристка в этот же момент вышлет служанку на кухню за горячей грелкой, и назавтра в людской только и разговоров будет, что о ее грехопадении, придавало твердости. Она стояла долго, но не столкнулась ни с разгулявшимися, словно в день Всех Святых, потусторонними силами, ни с пронырливостью вездесущих слуг. Кто или что бы то было, нагнавшее на ее столько страху, оно, кажется, не намеревалось немедленно вонзить зубы в горло и пожрать существо, неосторожно отбившееся от человеческого стада. Наконец, собрав всю свою храбрость и высоко держа голову, бросая молчаливый вызов любым духам, осмелившимся угрожать принцессе Горменгаста, за чьей спиной стояло семьдесят шесть величественных и непобедимых Гроунов, Фуксия двинулась в сторону герцогского крыла. Никто не потревожил ее по дороге. *** После противоестественно долгого сна голову сдавливали тиски. Он с трудом сумел сесть и спустить ватные ноги на пол. Перед глазами поплыли яркие пятна, и он терпеливо подождал, пока получивший непрошеную встряску организм немного придет в себя. Его сюртук лежал небрежно брошенным поперек стула, и он машинально встряхнул его и аккуратно развесил. Уж не от Фуксии ли заразился он некрасивой привычкой как попало разбрасывать свои вещи? Стирпайк не очень детально помнил, что было накануне. В целом - да, но последние минуты перед тем, как он надолго отключился, расплылись, как акварельный рисунок, по которому провели мокрым пальцем. Беспокоиться о том, как воспримет леди Гертруда его появление, и что солгал ей Прунскволлор, Стирпайк себе запретил. Пока все равно не известно, на каком он свете, так что и с предположениями можно повременить до внесения ясности. Герцогиня угрюмо завтракала в окружении слуг, когда он, переодевшись и торопливо приведя себя в относительно сносный вид, по крайней мере, не взъерошенный и не измятый, спустился в трапезный зал. Фуксия сидела по правую руку от матери и терзала жареное индюшачье крыло с остервенением ярого вивисектора. У Стирпайка возникло ощущение – и небезосновательное – что вовсе не безвинную птицу она предпочла бы видеть в роли своей жертвы. Ее дурное настроение, видимо, не улучшилось ни на йоту и носило затяжной характер, откуда напрямую вытекало, что задавать вопросы, не слышно ли чего о пропавшем мальчишке, ни к чему. Прунскволлор, верный прихвостень Гроунов и неутомимый болтун, развлекал хозяйку познавательным рассказом о предпочтительности для организма легкой растительной пищи. Больше всего его удивило присутствие Поэта, понуро топтавшегося позади дам - нет, он, конечно, вхож был к герцогине, и на важные мероприятия его часто приглашали, и нудные опусы его покорно выслушивали с каменными лицами – так предписывали традиции, но чтобы стихоплет запросто присутствовал при завтраке – это что-то новенькое... - А, мистер Стирпайк! – изрекла герцогиня таким тоном, что он не счел бы странным, если б вслед за тем из ее рта высунулся кончик раздвоенного языка, и на тарелку шипя капнул яд. – Вы решили почтить нас своим присутствием? Надеюсь, вашему здоровью уже ничего не угрожает, и вы можете для разнообразия приступить к своим обязанностям? Если, конечно, законы Горменгаста достойны вашего внимания. В том, чтобы иметь неопределенный цвет лица нашлись свои преимущества – кровь, горячо прилившая к щекам, оставалась незаметной для окружающих. Он вскинулся было, готовый защищаться, но прикусил губу и сдержался: оправдываться и жаловаться на Прунскволлора было бы бесполезно и, что того хуже, донельзя комично, детское ябедничество – «это не я, мадам, это все он!». Так что, пропустив удар, теперь оставалось молчать и ждать своей очереди. - Я всегда к вашим услугам, леди Гертруда, - проговорил он, потупившись. Герцогиня неприязненно фыркнула и с такой энергией вонзила вилку в индюшачью ногу, покоившуюся на блюде, что зубцы вошли в мясо до основания – кажется, нынче все Гроуны были настроены воинственно. - Вы нас приятно удивили, мистер Стирпайк, своим рвением. Но просто обяжете, если перейдете от слов к делу. Мистер Орнейт ждет, пока вы введете его в курс обязанностей, которые ему отныне придется выполнять в качестве вашего помощника. И ученика. - Моего уче… - подавившись незаконченным словом, Стирпайк застыл. С этой новостью еще нужно было как-то ужиться, прежде чем что-то делать, а это было не слишком-то легко, если только не сказать больше. Ученик. Этот самовлюбленный бездельник-рифмоплет с лошадиной физиономией – ученик. Интересные творятся дела… – Но, мадам, каким образом мне ничего об этом не известно? - Самым простым, - отрезала леди Гертруда. - Мы вчера вынуждены была пересмотреть приоритеты, мистер Стирпайк, когда церемония едва не сорвалась. И увидели, что назрела настоятельная необходимость в сведущем заместителе Хранителя Ритуалов. - Однако же до сих пор не было нужды в заместителях, - упрямо произнес Стирпайк с чувством, будто лавина невзгод подхватывает его как пушинку и несет в бездну. – И я готов поклясться, мадам, что он не понадобится и впредь. Такие… - он кинул испепеляющий взгляд на притихшего в уголке доктора, который вызвал эту бурю, а теперь делал вид, будто ни сном ни духом, решительно непричастен к новшествам, - такие недоразумения не случаются часто, мадам, и я позабочусь, чтобы подобного не повторилось. Никогда. - Вы, кажется, спорите со мной, мистер Стирпайк, или это только… недоразумение? – с опасной мягкостью поинтересовалась герцогиня. - Ни в коем случае, мадам, мне всего лишь хотелось бы отметить, что было бы справедливо предоставить мне некоторую свободу в выборе помощника. Ведь господину Баркентину в свое время… таковая была дарована. Герцогиня равнодушно прослушала пламенную речь, но не похоже, чтобы прониклась. - Есть у вас есть на примете толковый человек, мистер Стирпайк, которого вы желали бы предложить, то мы рассмотрим его личность в качестве альтернативы, - сказала она, явно издеваясь. Впервые Стирпайк пожалел, что не позаботился подольститься как следует и сойтись поближе с кем-то из обитателей замка рангом попроще. Как кстати бы пришелся сейчас доверенный человек, чью кандидатуру можно было бы немедля выдвинуть! Но такового не было – единственный друг, на лояльность которого до недавнего времени можно было положиться, сейчас кромсал ножом ногу индюка, на свое счастье не дожившего до этой изощренной пытки. - Если у меня были бы хотя бы сутки… - проговорил Стирпайк. На самом деле он и сам понял, что ничего не изменит, и упорствовал только по инерции. Было вполне очевидно, что он впал у Гроунов в немилость. И что особенно неприятно – у всех Гроунов одновременно, так что места для маневров почти не оставалось. Он не ошибся. Герцогиня нехорошо улыбнулась, словно своей просьбой он удовлетворил ее сокровенные ожидания. - Но суток у вас нет, - заявила она. – Посему займитесь с мистером Орнейтом, пусть он осваивается. И, кстати, можете заняться этим прямо сейчас. А ты, Фуксия, прекрати терзать эту птицу, не могу на это больше смотреть, она не виновата в том, что ты не голодна. Довольно уже, отправляйся к себе. Поэт послушно потянулся к двери, ноги у него заплетались. Отвесив прощальный поклон, Стирпайк вышел вслед за ним, мрачно глядя в спину навязанного ученика и думая о том, что если дожить до седых волос и не сметь вставить слово, когда при тебе обсуждают твое же будущее, то лучше, наверное, и не доживать. В кабинете царил образцовый порядок, только на столе веером рассыпаны были книги. - Значит, вчера вы проводили церемонию? – резко спросил Стирпайк, машинально поправляя стопку. Поэт виновато кивнул. - И вы прочли ее описание в этих книгах? – допытывался он. Когда Орнейт снова кивнул, сердце у него екнуло. Шустрый ученик это та еще напасть. Иногда. – И герцогиня осталась довольна? Скажите уже что-нибудь, мистер Орнейт, или у вас отнялся язык? - Вполне довольна, мистер Стирпайк. - И она прочла надпись? – вопросы сыпались градом, и заметно было, что помощнику непривычен такой ритм. Это говорило в его пользу. - Э… прочла. - И что было там написано? Поэт растерянно заморгал. - Боюсь, что я не запомнил. - Ясно. Придвинув к стеллажу лестницу, Стирпайк достал с верхней полки пыльный том и, спрыгнув на пол, грохнул его на стол перед Поэтом. - Вот этим и займитесь. А я проверю, внимательно ли вы читали. Завтра. Прочихавшись от поднятых в воздух мириад пылинок, мистер Орнейт вытащил платок и осторожно стер пепельно-серую поросль, мешавшую прочитать название. «Семиология древних обрядов. Составлено и одобрено Хранителем Саурдустом, год 1027-й», - пробормотал он вслух скучным голосом. Стирпайк скрыл усмешку. Когда-нибудь, страдая и вздыхая над необъятным трудом, Поэт перевернет последнюю ветхую страницу и поймет, что речь в книге идет о старинных и давно не используемых обрядах, которые были позднее усовершенствованы дотошными предками, и даже знаковая система претерпела изменения, достаточные, что запутать и сбить с толку и более ловкого искателя знаний. А он пока получит передышку, без которой, кажется, не обойтись. Что-то после десятилетий сонного затишья события развиваются слишком быстро. Выпроводив новообретенного помощника и приказав слуге устроить тому кабинет где-нибудь в тихом месте, где ему никто не помешает заниматься, Стирпайк тщательно запер свой. Первоначальное смятение улеглось. В конце концов, пока ничего страшного не случилось. Если события будут развиваться в нужном направлении, то будет даже забавно – надеть на себя корону Горменгаста и оставить безвредного тугодума блюсти традиции. Ровно настолько, насколько это будет удобно новому герцогу.
|
