Сайт о замке "Горменгаст"  

Мервина Пика и его обитателях 

Горменгаст (AU)

Автор: Sanseverina

Страницы:  | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |

Глава 13

Фуксии казалось, что прошло не полчаса и не час – целая жизнь от рождения до заката, и не осталось в ней ни следа от той молодой женщины, что не так давно храбро переступила порог этой залы, готовая защищать свое право выйти из тени и самой выбрать свою дорогу в будущее, каким бы опасным серпантином та ни казалась ее близким. Она не сожалела, что вспышка горечи и гнева толкнула ее на откровенность, и то, что должно было навсегда быть похоронено в ее сердце, выплеснулось наружу. Теперь, когда она выговорилась, ей было безразлично, помогла она себе или навредила. Главное, она набралась смелости сказать все, что думает, и доказала, что раз произвели ее зачем-то на белый свет, то вовсе не принимать ее в расчет не удастся. Дальнейшее имело мало значения. Выиграла или проиграла, она бросила вызов, этого было достаточно. Неким противоречивым образом она вернула давно утраченное самоуважение. Даже если сказанное выйдет за пределы тронной залы, и все слуги замка станут потешаться над принцессой, воспротивившейся участи вечной девственницы и выбравшей в мужья - за неимением лучшего, бедняжка! - безродного служителя, неровню и изгоя, это ее не задевало. Пусть она уподобилась Ирме Беллгроув, и все, чьим мнением она когда-то дорожила, станут смотреть на нее с тем же ироническим сожалением и затаенным стыдом, вызванным ее слабоволием и не по-женски нескромной настойчивостью в столь деликатном деле, но она перестала быть Фуксией, которая все стерпит. Сухой ветвью семьи, у которой есть мальчик-наследник, чтобы продолжить род.

Все, что случится или не случится далее, терялось в сравнении с ее нынешним мятежом. Носить ли корону Горменгаста, отправиться ли в пожизненную ссылку и сгинуть там всеми позабытой, - для женщины, долгие годы не смевшей ни жаловаться, ни протестовать, и покорно принимавшей сложившийся за века ход вещей, восстать было важнее, чем добиться желаемого. Она чувствовала себя человеком, до конца исполнившим свое предназначение. Солдатом, водрузившим над вражеской крепостью с трудом спасенное знамя, и не страшившимся больше получить арбалетную стрелу в спину – то, ради чего он терпел ужас и лишения, было сделано. Все душевные силы были истрачены, в голове не осталось мыслей, в душе - желаний. Ей казалось, теперь она изведала все, и то дурное, что когда-либо придется услышать в жизни, никогда не сможет сравниться с тем гадливым чувством, которое владело ею, пока она выслушивала бесконечный поток оскорбительных предположений, резкостей, жестоких уколов, на которые щедра была ее мать. Она смутно сознавала, что сказанное не предназначено разбить ей сердце, что в герцогине говорит не жестокость, а безнадежное, неисполнимое стремление вразумить и вернуть бунтарку в лоно семьи, но каждое слово Гертруды убивало частицу прежней Фуксии Гроун. Но израненная, с душой, съежившейся от ударов и потерявшей всякую чувствительность, обессиленная и более остро, чем когда-либо, ощущавшая свое одиночество и чуждость Замку, она все же продержалась. Не взмолилась о пощаде и не отказалась от притязаний. Она понимала и мирилась с тем, что ее сочли предательницей, достойной одного лишь презрения, себялюбивой упрямицей без совести и стыда. Но и это тоже – тоже не имело значения.

Когда дверь перед ней распахнулась, и после бесконечности слов, жаливших, как осы, и оставлявших в душе болезненные занозы, Фуксия могла, наконец, повернуться спиной ко всем вольным и невольным свидетелям ее падения, она устремилась на свободу, выскользнула, едва ли касаясь пола ногами, словно душа, оставившая позади мытарства чистилища. То, чего стоило ей это освобождение, сотворило из ее сердца, когда-то столь пылкого и горячего, пустую скорлупку расколотого ореха. Она захлопнула за собой двери, не дожидаясь, пока на помощь предупредительно поспешит кто-нибудь из слуг. Глубокий вдох, впустивший в легкие влажный воздух с привкусом едкого дыма от зажженных факелов, чуть очистил мутившееся сознание. Крепко зажмурившись и позволив себе ненадолго расслабиться, прежде чем сменить одно поле битвы на другое, Фуксия прислушалась напоследок – за дверью царила скорбная тишина, гнетущая и беспредельная, как во время обряда погребения. Если там и будут говорить между собой, обсуждая ее шаг, то им тоже нужно время придти в себя. Но дожидаться она не собиралась и, оттолкнувшись от двери, несколько мгновений служившей ей опорой, Фуксия медленно пошла к человеку, дожидавшемуся ее в тени длинного коридора. Дожидавшемуся, должно быть, долго – она не могла определить, сколько прошло времени с тех пор, как его выслали прочь – полчаса или несколько столетий. Тонкая, угловатая фигура в неизменно темных одеждах, ровно приглаженные волосы цвета влажного песка в свете факелов почти как ранняя седина. Он стоял, прислонившись спиной к стене и запрокинув голову, и заговорил, не меняя положения, словно обращался к кому-то в недоступной глазу вышине.

- Неужели ты та самая Фуксия, которую я знал – или думал, что знаю? Отважная, чистая, благородная девушка, истинная леди?

- Мне жаль, что я тебя разочаровала, - сдержанно произнесла принцесса, останавливаясь перед ним, бледным и потерянным, как будто ожидавшим лавины, которая с минуты на минуту обрушится и сметет их обоих. Серьезные черные глаза с затаенной печалью изучали лицо человека, который отныне станет ей единственной опорой, лицо, которое обычно не выражало ничего, кроме холодной замкнутости, но сейчас на нем застыло недоумение. Как сказала герцогиня, «пегий зверь»? Уголки рта Фуксии дернулись в болезненном подобии улыбки. Чего только не узнаешь в запале ссоры, в том числе кого и какой злой кличкой нарекут за спиной. Враги не станут щадить друг друга, а она так рискованно встала между ними, надеясь последовать за тем, кто сильнее, удержаться на плаву, когда тот мир, что она знала с детства, обрушится. Рискуя оказаться разломанной в щепы, как утлая лодчонка, зажатая между бортами ощетинившихся пушками кораблей. Что, если отныне единственной общей чертой непримиримых врагов станет ненависть к ней? Что, если своим упорным стремлением выжить и вырвать у судьбы хоть что-нибудь для себя лично она только восстановила против себя тех, кто заведомо сильнее? Мать уже вне себя и готова перечеркнуть память о том, что подарила ей жизнь. К чему может привести, если Стирпайк затаит против нее зло, она знала лучше, чем кто-либо другой.

- Как ты могла? Все эти недели…Ты встречалась со мной, отдавалась мне, разговаривала, улыбалась, - и все это время думала обо мне вот так?

- А разве ты не думал обо мне – это Фуксия, она просто дура, доверчивая и пустоголовая, но я женюсь на ней и стану герцогом? – произнесла она, и горькая правда ее слов странно контрастировала с мягкостью тона, словно тень обиды и разочарования ни разу не коснулась ее. Не укором, но утешением прозвучала ее фраза. Как будто понимание, что она взялась за оружие всего лишь в ответ на не ею развязанную войну, могло смягчить нанесенный удар.

Он помолчал, пытаясь найти грань между ложью и правдой и ответить на упрек, но они сплелись в неразделимый клубок, и концы нитей терялись далеко в прошлом.

- Я никогда не считал тебя дурой, Фуксия. Наивной – может быть. И то поначалу. Ты зря придала столько значения глупой вспышке. И я не обманывал тебя и не скрывал от тебя своих планов. Я хотел, чтобы ты разделила их со мной.

- После того, как я стала такой же, как ты. Лживой, честолюбивой и бессердечной.

- Я восхищался тобой, Фуксия. И никогда не думал о тебе плохо.

- Я тоже восхищалась тобой. И я не думала о тебе плохо. Я просто знала, что ты такой, какой есть, и ничего тут не поделать.

Снова пауза, которая тянется и тянется, словно остановили время, и оно ждет не дождется пока кто-нибудь из двоих соберется с духом…

- Просто выбрала из двух зол меньшее, - проговорил он с кривой улыбкой. Не смутившись и даже не изменившись в лице, Фуксия согласно кивнула:

- Или большее. Кто знает?

Она готова была к любой вспышке, к тому, что он тотчас отплатит ей обидой за обиду, но он не пытался, только смотрел на нее с выражением, которое невозможно было разгадать.

- Ты должна ненавидеть меня.

- Должна. Не получается.

- И бояться меня.

- Я потеряла все, чем когда-то дорожила. Чего мне теперь бояться?

- За свою жизнь? Я ведь… такой, какой есть. Так?

- Я думаю, моя жизнь тебе не нужна. Я заблуждаюсь?

- Нет. Ты права. Что ты сказала своей матери?

- Что выйду за тебя замуж. Если ты сумеешь доказать свое право на корону.

- А без короны…

- Ты и сам не захочешь на мне жениться.

- Фуксия, я не причинил бы тебе никакого вреда…

- И это тоже неправда…

- Правда, Фуксия.

- Неправда… я просто решила не искушать судьбу, вот и все, и делать так, как ты хочешь. Но это неважно, Стирпайк, я даже не хочу об этом думать. Для меня ты всегда был тем юношей, который, рискуя разбиться насмерть, принес мне розу. Пусть это было давно, пусть все кануло безвозвратно. Пока эти воспоминания для тебя что-то значат, я знаю, что мой Стирпайк где-то рядом, даже если ты думаешь, что похоронил его. И что бы при том ни делал или говорил.

Это была катастрофа, и он с трудом мог вообразить возвращение к прежним планам после такого открытия. Фуксия, потерявшая голову от любви, готовая на все, наивная и легковерная – как только мог быть таким глупцом? От горечи разочарования сводило скулы, горло сжалось, словно случайно вдохнул пушинку на ветру. И вместе с тем он испытывал странную легкость… Тяготившие его тайны подточило и разрушило само время, и не было больше нужды в лицемерии и притворстве.

И Фуксия Гроун собиралась замуж не за льстивого соблазнителя, героя девичьих романтических грез, чьи мнимые подвиги прославляли цветистые, им самим сочиненные легенды. Она не пала жертвой красивых слов, в которых не было ни крошки искренности, и не влюбилась в бесплотный, никогда не существовавший фантом, который он придумал для нее, чтобы вскружить голову и соблазнить. Она знала. Не заблуждалась ни на минуту. И все-таки любила его. И наверно прощала.

То, что казалось горстью стеклянного бисера, было россыпью алмазов. Настоящее. Неподдельное. Не такое неистовое и безрассудное, как привиделось, но живое. Он наудачу протянул руку, худую, с резко обозначенными косточками, и обезображенную красными прожилками шрамов, и она без колебаний вложила в нее свою – тепло-смуглое поверх алого и белого, как золотистый осенний лист, упавший на лужайку ярких поздних цветов.

- Идем, Фуксия. Я хочу показать тебе наше королевство. То, чем оно должно стать.

***

- Скволлор!

Он уныло посмотрел на герцогиню поверх сползших на кончик носа очков.

- Моя леди?

- Мы совершили большую ошибку. Хотя побуждения наши были чисты.

- Вы правы! Это так жестоко, леди Фуксия… такая чудесная девушка, конечно, она не заслуживает участи одиноко зачахнуть…

- Ерунда. Участь Фуксии определяло ее высокое положение. Сын герцога может поднять до себя менее знатную девушку. Дочь герцога может только уронить себя. Я говорю о Стирпайке. Но вас я не виню. Это целиком и полностью мое упущение. Не следовало цепляться за это проклятое знание, как-нибудь справились бы без Секретаря. В конце концов, знание заключено в Книги, которые можно не быстро, но изучить. Может быть, еще не поздно? Право, я не знаю, Скволлор. Впервые в жизни… я не уверена, как надо поступить.

- О чем вы…моя леди?

- Вы же видите, он слишком осторожен, чтобы Горменгаст продолжал цепляться за кодекс чести. Да, закон требует, чтобы мы привели свидетеля злодеяния или нашли весомую улику, но видите же, этот Стирпайк снова дождется, пока мы ослабим бдительность, а до тех пор будет смеяться над нами, ничего не предпринимая. Бог свидетель, если бы около него не крутилась моя единственная, хоть и беспутная дочь, я бы велела вам потрясти свою аптечку, нет ли там мышьяка или крысиной отравы. И мы покончили бы с этим кошмаром раз и навсегда. Но я боюсь – да, боюсь, Скволлор, и не постыжусь признать это - что его ли коварство или немилость судьбы, полной непредвиденных случайностей, но погубит не того, кого нужно.

- Давайте не будем уподобляться ему, моя леди, - тихо произнес Прунскволлор, и нерешительно дрожащие губы сжались вдруг в твердую линию, и из-под личины добряка сверкнуло стальное лезвие непримиримого борца со злом. Герцогиня отмахнулась от возражения, размашисто рубанув ладонью воздух.

- Мне не до благородства! Смириться и позволить ему захватить Горменгаст? Уж не думаете ли вы, что он требует Горменгаст для Фуксии?

- Нет, конечно.

- Он его не получит. Хвала богам, у него есть слабое место.

- Леди Фуксия?

- Скволлор! Не верю, что вы настолько недалеки, чтобы верить в сентиментальную чушь подобного толка, следовательно, вы ленитесь использовать мозг, и мне это не нравится, - прикрикнула герцогиня на собеседника, вжавшего голову в плечи из-за неожиданно полученного нагоняя. - Стирпайк хочет заполучить Горменгаст законным путем, а не просто скинуть нас, хочет быть признанным полновластным правителем, а не узурпатором. Только поэтому мы с вами еще живы. И Фуксия, вероятно, тоже. Да не смотрите на меня таким бараньим взором! На вас, как я понимаю, рассчитывать нечего. Я должна сама найти способ разрушить его планы. И я его найду.

- Надеюсь, моя леди, - проговорил Прунскволлор, пропуская мимо ушей колкости. Герцогиня пробормотала нечто неразборчивое, в чем смутно угадывалось раздражение по тому печальному поводу, что приходится все трудности решать в одиночку.

- Быть может, они и без нашего вмешательства разойдутся, ведь Секретарь, мне показалось, сильно уязвлен тем, что леди Фуксия нелицеприятно высказала, - заметил доктор.

- Не глупите. Ему нужна моя дочь, и досаду он уж как-нибудь да проглотит. Хотя не знаю, Скволлор, чем отольется ей все это впоследствии, но тут мы бессильны. Фуксия взрослая и понимает, на что идет. Пусть выходит замуж, если ей так сильно этого хочется. У нас есть вещи поважнее. Нам предстоит решающая битва, и я не намерена проиграть.

***

Вокруг зажженной лампы кружит невесть откуда взявшийся ночной мотылек. Фуксия сидит на краю кушетки, обложившись листами тонкого пергамента. Эскизы, схемы накрывают ее колени желтовато-кремовым покрывалом со сложным геометрическим узором. Листы шуршат, как роща от дуновения легкого ветерка. Часть сползла на пол, и ее ноги утопают в них, как в ковре цветочных лепестков, опавших по весне в плодовом саду.

- Здесь, смотри. Эта стена будет снесена, все равно она такая старая, что из нее сыплется труха. Освободится сразу столько места. Тогда здесь – видишь – можно сделать смотровую площадку. Будет очень удобно. И красиво.

Тонкий, безжалостно изуродованный огнем палец осторожно водит по ровным, предельно аккуратным карандашным линиям.

- Тронный зал отсюда уберется, это не тронный зал, это проходной двор… На втором этаже есть прекрасное просторное помещение с потолками футов под тридцать, и как раз напротив лестницы, ее останется только расширить и придать ей парадный вид. Мозаика там слегка подпорчена, но, думаю, найдутся мастера, которые все поправят. Восточное крыло мы приведем в порядок, кошки и прочая живность – все это нам тут под ногами ни к чему. А там, в стороне, твоя мать пусть разводит хоть бобровую ферму. Меня утомило вечно смотреть под ноги, чтобы не наступить на чей-то хвост или того похуже. Здесь все перестроится, никаких больше драпировок цвета плесени и ковров в тонах дохлой лягушки.

Комок стоит в горле, но Фуксия улыбается. Она не может объяснить почему, но ей несказанно жаль этой тщательно распланированной, вычерченной под линейку мечты. Уверенность, что ничего этого она никогда не увидит, не оставляет ее ни на минуту, и от этого еще дороже мгновения счастья, тающего, как сахарные крупинки на языке. Ей кажется, что она вернулась в какой-то невинный, давно позабытый миг своего детства, когда ей виделось впереди прекрасное и возвышенное будущее. Но сон, который снится ей, сладок, но быстротечен, и скоро наступит пора вернуться к реальности.

- Школьные классы съедут из башни… им там негде развернуться, и присматривать за ними неудобно. Там разместится прислуга, только и нужно, что пристроить галерею, чтобы при надобности проходить в замок напрямик. И ров – этот ров омерзителен, и, кроме зловония летом, когда вода в нем зацветает, проку от него никакого. Его осушат. Потом можно засыпать его землей. Что-нибудь посадить. Будет приблизительно так…

Библиотечная башня. Их собственные покои с видом на гору Горменгаст. Парк у озера, магнолии и можжевельник.

Оживившись и забыв о времени, он не замечает, какой прощальной грустью проникнуто лицо принцессы. Этого никогда больше не повторится, она просто знает и все, и не нужно быть медиумом, чтобы почувствовать, что незыблемый Горменгаст никогда не подпустит к себе каменщиков и плотников. Об этом трудно не сожалеть, ведь это тоже потеря, хотя утраченное существовало лишь однажды – нарисованное пальцем в воздухе и на одну короткую осеннюю ночь обретшее плоть.

Помещение под лазарет. Рабочие кабинеты. Хоры для музыкантов.

Фуксия сдается, понимая, что судорога, перехватившая горло, или задушит ее, или заставит шумно сражаться за каждый глоток воздуха, разрушив мгновения, которые ей хочется сохранить, ничего в них не изменив. Она отнимает у него листы, медленно, по одному откладывая их в сторону, ловит на себе настороженный взгляд и пытается ободрительно улыбнуться, хотя сомневается, что он чувствует ту же обреченность, от которой заныло ее сердце. Ее пальцы касаются светлых волос, с нежностью разглаживая упавшую на лоб прядь. Человек, погубивший своего учителя. Подтолкнувший к самоубийству ее отца. Отвернувшийся от наивных пожилых женщин. Бросивший их на произвол судьбы. Навлекший беду на ее брата. Кто же она, если переступила через все это? Святая или такое же чудовище?

- Завтра все будет по-другому, - шепчет Фуксия. – Завтра они разотрут нас в порошок, или примут как есть. А от сегодня осталось очень, очень мало. Ровно столько, чтобы хватило на еще одно воспоминание, которое не расскажешь потом ни внукам, ни исповеднику. Пожалуйста, хватит на сегодня планов.

***

- Довольно спать на ходу, Скволлор… - голос со знакомыми гневливыми интонациями вырвал доктора из забытья – всю ночь не сомкнул глаз, устал. Хотя не гнев это на самом–то деле, это отчаяние женщины, не умевшей быть слабой. Его так рано вызвали к герцогине, что Прунскволлор слегка покачивался, с трудом разгоняя морок вялой сонливости, одной рукой нащупывая и пытаясь привести в порядок пуговицу на груди, застегнутую не в ту прорезь, отчего сюртук казался тесным и врезался в тело.

- Есть разговор, - к его удивлению Гертруда была полна энергии и отнюдь не пала духом, несмотря на близость поражения. Доктор с любопытством приблизился. Накануне казавшаяся измученной и разбитой, сегодня герцогиня взбодрилась и выглядела военачальником, который вывел войско на парад и с гордостью любовался безупречной выправкой и стройностью рядов. – Очень серьезный разговор, - добавила леди Гертруда. – Вам лучше сесть перед тем, как меня выслушать. И некоторое время меня не перебивать. И – особенно настаиваю – не переспрашивать ничего вроде: «Хорошо ли вы подумали, моя леди?». Я хорошо подумала. Тут тот редкий случай, когда окончательное решение будет за вами. Но вы выскажете его, когда я закончу. И времени на долгое обдумывание у вас не будет.

***

Перо торопливо бегает по наполовину исписанному листу. Десяток раскрытых книг разложено кругом, занимая все свободное пространство. Повсюду, куда ни глянь, бескрайнее бумажное море. Фуксия все утро мается бездельем: бездумно смотрит в окно, бродит по комнатам, спотыкаясь о книги, наблюдает за тем, как кончик пера стремительно выводит четкие, мелкие буквы. Ей и хочется, чтобы этот спокойный и мирный день тянулся вечно, и чтобы наступила наконец развязка, избавив от томительного ожидания.

- Мне страшно, - она, наконец, решается озвучить свою тревогу. Кончик пера на долю секунды замирает в воздухе, но тут же, спохватившись, продолжает свой бег. До нее доносится вздох. Шелестят перевернутые страницы.

- Тебе нечего бояться, Фуксия, все будет в порядке. Лучше займись чем-нибудь, ты меня отвлекаешь.

- Чем?

- Не знаю. Разве нечем? Своим свадебным платьем, например. Невеста ты или нет?

- Традиционно передается от матери к дочери. Расчехлить только… и выбить пыль.

- Вот и займись, у моей невесты не должны торчать из-под корсажа сухие паучьи лапы, да и красоваться проеденными молью прорехами ей также ни к чему. Раз уж ты склонна уважить древнюю традицию, хотя я как хранитель ритуалов готов закрыть на вольность глаза… И его наверняка нужно ушить раза в три.

- Мама стала герцогиней Гроун в двадцать лет и была как тростинка. Ты же не думаешь, что она всегда была леди в летах.

- Фуксия, пожалуйста. Найди себе занятие. Любое.

- Стирпайк.

- Что еще, - раздражение в голосе пока легкое, но уже слышимое. Но Фуксия не обращает на это внимания, у нее иное в голове.

- Мне снился Тит.

- Поговорим о нем в другой раз.

- У меня такое чувство, что он жив. Когда мне снился отец, это было совсем по-другому. Отец как будто прощался. А Тит… был так реален, так полон сил.

- И?

- Вдруг все-таки… Что будет, если он вернется?

Оторвавшись от вдумчивого созерцания древнего текста, Стирпайк саркастически усмехается, взглянув на герцогскую дочь.

- Это смотря когда. Если сегодня, то ничего хорошего, Горменгаст получит герцога, а твоя мать – любимого сынка. А дальше… тебе – ссылка, мне – не знаю. Может, сразу на части разорвут, может, будут ждать, пока Поэт хоть что-нибудь да запомнит. Ну а если твой братец вернется, когда Горменгаст будет наш, пусть возвращается. Обряда раскоронования никто из предков не описал, и вообразить такую процедуру мне сложно.

- Ты убеждал меня, что он наверняка погиб.

- Я не знаю, Фуксия. Может, да, может, нет. Я слышать уже не могу про твоего Тита.

- Звучит как отстань.

- Я уже битый час пытаюсь это и сказать. Или ты не хочешь, чтобы я занимался твоей короной?

- Своей короной. Или ты не менее старательно подбирал бы законы, если б я выходила замуж… за мистера Орнейта, например?

- У тебя теперь такая репутация, что никто на тебе, кроме меня, не женится.

- Даже ради короны?

- А что корона? Сомнительное приобретение. Твой брат готов был бежать на край света, лишь бы не надевать ее. Ты не хочешь вернуться пока в свои покои, Фуксия?

- Нет, не хочу, они меня со свету сживут.

- Непохоже как-то, чтобы ты их боялась… Нож принеси сюда, пожалуйста. Там, в верхнем ящике, с костяной ручкой.

- Вот так… сразу? Я обещаю молчать.

- Подчистим тут кое-что!

- А… Тогда ладно.

Одно слово иногда способно изменить смысл фразы. Именно такое слово исчезает со страницы Книги ритуалов, и на его месте появляется другое, аккуратно вписанное смесью сажи и чернил, имитирующей старину…

***

Теперь, когда до решающего сражения остались считанные часы, Стирпайку казалось невероятным, что, быть может, через совсем небольшой промежуток времени, не больше недели, он сможет со всем основанием приставить к своему имени герцогский титул. Тянуть с этим было некуда, и действовать нужно было очень быстро и энергично… Пока обстоятельства не переменились, и герцогиня не придумала достойного повода наотрез отказаться выслушать Хранителя ритуалов и обрядов Горменгаста. Пока Поэт был слишком дремуч и темен во вверенном ему деле, чтобы заметить подлог и суметь разрушить его доводы. Пока Фуксия соглашалась, и какая-нибудь очередная глупая ссора не спугнула ее и не побудила искать для замужества другого честолюбца, – а он отдавал себе отчет, что теперь Горменгаст радостно схватится за возможность законным образом короновать кого угодно, лишь бы это был не он, не Стирпайк, и объяви принцесса, что предпочла осчастливить, к примеру, мистера Орнейта, и герцогиня с облегчением уступила бы молодым трон. И, конечно, действовать следовало, пока предчувствия Фуксии каким-то зловредным образом не сбылись, и Тит Гроун в самый неподходящий момент не объявился дома. Столько причин было торопиться, что с рассветом засев за книги, он, не поднимая головы, провел в их обществе большую часть дня. Фуксия мешала, как могла, нервничая, шумно вздыхая и сбивая его с мысли пустыми разговорами, так что Стирпайк, привыкший работать в тишине и одиночестве, каждый час доходил до той грани, когда терпение иссякало, и с языка готовы были сорваться слова, о которых он впоследствии сильно бы пожалел. Но контроля над собой он не утратил и немало гордился этим, хотя в таком взвинченном настроении не удивительно, если бы он вспомнил юность и высказался без обиняков. В глазах уже рябило от остроугольных старинных букв, утомительных для чтения, и символических знаков.

К исходу дня Фуксия, занявшая пост у окна, где с отвращением надкусывала черствый, чудом уцелевший сухарик, лишь бы не звонить в колокольчик для прислуги, никуда не выходить и не показываться на глаза родным, начала проявлять признаки беспокойства.

- У нас назначена какая-то церемония? – спросила она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы получше рассмотреть людей, вереницей тянувшихся в Замок.

- Ничего сверх обычных и ежедневных, - ответил он, не оборачиваясь и продолжая сосредоточенно листать том, полный пространных указаний на все случаи жизни, и встретивший уже не одну сотню весен, отчего уголки страниц, замусоленные пальцами многих поколений его предшественников, обтрепались и покрылись темным налетом. В точности помнить содержание книг было невозможно, однако все это в свое время хоть по разу, но было просмотрено, кое-что даже прочитано вдумчиво, и зрительная память теперь помогала не тратить попусту время.

- У нас гости, Стирпайк. Отвлекись, не пожалеешь.

Он неохотно встал из-за стола и потянулся, пользуясь моментом, чтобы расслабить затекшую от долгой неподвижности спину.

- Ну и что там?

Подойдя к Фуксии и выглянув, он воочию убедился, что она ничуть не преувеличивает. В замок сходились люди, и привратники беспрепятственно пропускали их внутрь. Горожане, ремесленники и резчики, в дорогих одеждах и простых домотканых рубахах, вышагивая гордо и плетясь прихрамывая, кто с семьями, кто в одиночестве, - все они проходили сквозь ворота и исчезали из виду. Понаблюдав несколько минут за нескончаемой процессией, Стирпайк заметил:

- Есть два объяснения: намечается очередное наводнение, и твои обнаглевшие подданные загодя переселяются в Замок, либо твоя мать решила устроить торжественные слушания нашего дела. Поскольку узлов и корзин, свидетельствующих о долгосрочных планах, у наших гостей не видно, есть предложение тебе отправиться на разведку.

- Почему это мне?

- Потому что тебе скучно, а мне – совсем нет. Право же, Фуксия, я тебе не предлагаю идти в красном на быка, всего только спуститься в зал и поздороваться с собственной матерью, а заодно выяснить, что за оживление.

- Ладно, - неохотно вздохнула Фуксия, морщась, потому что ни кислое лицо герцогини, ни уныло-сочувственное доктора не могли изменить ее настроение в лучшую сторону. Но весомой причины отклонить поручение у нее не нашлось.

- Заодно вспомни, что ты леди, а не замарашка, - бесцеремонно добавил Стирпайк. - Если намечается торжество, то будь готова произвести впечатление величавой, преисполненной достоинства герцогини, будущей покровительницы своего народа, даже если твое покровительство будет заключаться в том, что каждый десятый день месяца ты милостиво помашешь подданным из окна. Надень что-нибудь парадное, пожалуйста. И не знакомое со штопальной иглой.

- Ты будешь невыносимым мужем.

- Вовсе нет, на редкость снисходительным. Главное, никаких кошек и никаких птиц ближе чем в ста шагах от моей спальни.

- Ты же сам держал обезьянку. Вряд ли от нее меньше беспокойства, чем от птицы.

Он на мгновение изменился в лице, но то, что всколыхнулось при напоминании, тут же стерлось бесследно.

- Да. Но она была почти как человек. Фуксия… пожалуйста. Еще столько нужно сделать.

Она кивнула так величественно, словно упражнялась внушать своему народу почтительный трепет, и плавно удалилась. Торжественность отбытия испортила только попытка решительно распахнуть запертую на все замки дверь. Обернувшись в смущении, Фуксия увидела, что Стирпайк смотрит ей вслед, приподняв иронически бровь и демонстративно поигрывая надетым на палец ключом.

***

С лестницы уже хорошо слышен был гомон десятков голосов, и Фуксия даже понадеялась, что за новостями не придется далеко идти – удастся уловить, что происходит, всего лишь немного побродив по нижнему этажу, внимательно прислушиваясь. Но надежда скоро растаяла. Журчание голосов оставалось неразборчивым журчанием, к которому примешивались топот шагов, хлопанье дверей и другие естественные для многолюдного сборища звуки. Она еще постояла в тени, отчаянно труся и мечтая бегом припустить по знакомым коридорам, запереться в своих покоях, и никого не впускать, пока все не образуется, хотя объяснить себе, что она сама подразумевает под словом «образуется», Фуксия не могла. Сдвинуться с места ее подтолкнул только страх быть замеченной кем-то из слуг. Если к ее позору добавить еще насмешки над робкими перебежками по замку вдали от ярко освещенных господских апартаментов, то от уважения к себе не останется и следа. Собравшись с духом, она провела ладонями по вискам, приглаживая непослушные локоны и поправила, хотя оно и так не было в беспорядке, отороченное атласной лентой декольте.

Тронный зал был пуст, и вход охраняли вооруженные пиками стражники, но ожидающих было столько, что они заполнили все к нему подходы и еще продолжали сходиться. Заговорить с кем-то из этих людей для леди Фуксии Гроун было немыслимо, несовместимо с ее положением и воспитанием, и она удалилась так же незаметно, как подошла.

Полулежавшая среди подушек герцогиня Гертруда взглянула на дочь с выражением легкого отвращения и тут же угрюмо отвернулась. Краем уха Фуксия уловила пафос высокого слога: пожилая служанка монотонно читала своей госпоже роман, где кто-то обращался к правителю «о всемилосерднейший». Герцогиня упорно избегала встречаться с Фуксией глазами, и принцесса укрепилась в подозрении, что только присутствие чтицы удерживает мать от едких слов. Оставалось надеяться, что служанку не вышлют, и многословная, полная укоров речь отложится на неопределенный срок.

- Там столько людей, - пробормотала Фуксия, не зная с чего начать, раз герцогиня не оставляла ей никакой возможности естественно перевести разговор на то, ради чего она пришла. Как сменишь тему, если с тобой вовсе не желают говорить? Леди Гертруда приподняла тяжелые веки, сквозь узкие щелочки недобро сверкнули водянистые глаза. Голос ее щелкнул резко, как кнут погонщика.

- Это он тебя прислал? Ты… - тут герцогиня вспомнила, что они не наедине и осеклась. Но тон ее не оставлял сомнений, и Фуксия сама могла бы докончить выпад: «Ты так низко пала, последняя из рода Гроунов, что теперь на посылках у зарвавшегося кухонного мальчика». Когда-то это могло обидеть, но не теперь. Тем более, в сущности, так оно и было, и ни к чему обижаться на правду. Но она зашла так далеко, что никакое раскаяние не примирило бы родню с тем вызовом, который она бросила Горменгасту. Теперь ей оставалось только верить, что она правильно выбрала, на чью сторону стать, и отчаянно сражаться, чтобы однажды избранное будущее стало для нее возможным. Если для этого нужно было на время смирить гордыню, она принимала это как должное.

Герцогиня помолчала, испытующе посматривая на дочь, но не дождалась ни взрыва возмущения, ни краски стыда, Фуксия только опустила глаза и ждала. Можно было говорить что угодно, упрекать и проклинать, ее душа была одета в прочные доспехи, которые не пробьют никакие стрелы.

- Да, я велела созвать людей, - наконец бросила Гертруда, осознав тщетность словесных атак и перейдя к делу. - Глашатаи трудились все утро, пока ты… находилась не там, где должна. То, что происходит, касается всего Горменгаста, и пусть эти люди узнают из первых уст, как им теперь жить. Никто не останется в стороне. Пусть Хранитель раз и навсегда просветит нас и наших подданных. Чтобы мы никогда больше к этому не возвращались.

- Неужели, мама, ты думаешь, что этим людям не все равно, кто у власти, и они встанут на нашу защиту?

- Из твоих уст, Фуксия, странно звучит это «нашу». Ты от нас, кажется, отреклась. Но ответ на твой вопрос - «нет». Я не собираюсь натравливать моих подданных на твоего… будущего мужа, - в устах Гертруды эти безобидные слова прозвучали жестоким оскорблением. - Если только он сам на это не напросится, но я такого приказа не отдам. Я хочу одного: чтобы сегодня же мы выслушали Хранителя, согласились с его доводами или опровергли их в присутствии трехсот свидетелей, и на этом была подведена черта. Горменгасту чужда неопределенность. И мне тоже.

- Наверное, это лучшее, чем можно сделать.

- Ты можешь воздержаться от оценок, Фуксия Гроун. Тогда, может быть, и я от таковых воздержусь, когда править в Горменгасте станешь ты, которую никогда к этому не готовили.

- Прости…

- У меня еще новость для тебя, Фуксия. Человек, которого мы заключили под стражу, и у которого был найден твой камень, ночью бежал.

- Какая ужасная новость, - вяло отозвалась Фуксия, уставившись в пол. Она очень боялась, что выдаст себя.

- Мне сказали, ты спускалась поговорить с ним. Удовлетвори мое любопытство – о чем?

Фуксия набрала побольше воздуха в легкие и на одном дыхании выпалила давно заготовленную ложь.

- Я надеялась, с девушкой, горюющей о брате, он будет откровеннее, чем во время грубого допроса.

- И как? – поинтересовалась герцогиня, не оставляя и тени сомнения, что слова дочери кажутся ей нелепицей. Да и Фуксия хорошо понимала, что ей не верят. Но так же хорошо она понимала, что пока ее не поймали на явном несоответствии фактов и утверждений, она может стоять на своем, и обвинить ее смогут разве что в наивности и необдуманной поспешности решений.

- Он твердил, что ничего не знает, - тихо проговорила она.

- А ночью растворился в воздухе. Интересное совпадение.

- Мне нечего сказать, мама. Я не знаю, каким образом ему это удалось. Но я безмерно сожалею об этом.

- Хотела бы я знать, если бы я, твоя мать, свернула себе шею, когда совершенно случайно, просто по досадному недоразумению, подо мной проломились ступени, ты тоже сказала бы: «Я не знаю, как такое могло произойти, но безмерно сожалею»?

- Не понимаю, о чем ты.

- О ненадежности некоторых строений и о том, как печально мог закончиться для меня один древний обряд.

- Думаю, момент упущен, и теперь поздно искать виноватых, мама.

- Поиск виноватых меня и не интересует. Ступай и приведи себя в порядок. На тебя нынче вечером будет смотреть весь Горменгаст.

Ощущение было такое, будто нечто подобное сегодня она уже слышала.

- Ты ошибаешься, мама, если думаешь, что Стирпайк готовил тебе несчастный случай, - сказала Фуксия, отступая. - Будь это так, я бы знала. И не смолчала бы.

Акула улыбнулась бы в ответ мягче.

< - Предыдущая страница                                                     Следующая страница - >