|
|
Сайт о замке "Горменгаст" Мервина Пика и его обитателях |
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Горменгаст (AU) Автор: Sanseverina Страницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | Глава 9
Восседавшая на возвышении герцогиня напоминала Стирпайку каменного божка, из тех, что иногда находят в пещерах с древних времен. Ее бесстрастное массивное лицо как раз и походило на грубо высеченное изваяние. Конечно, встречи с патрулем избежать было можно, но принцесса не посчитала нужным прятаться, ее гордость требовала принять положенное наказание с высоко поднятой головой. По поводу спутника, попавшего между молотом и наковальней, ее гордость деликатно молчала. И поскольку они не скрывались, стоило оказаться вблизи стен Замка, как их возвращение засекли, и заметно сбитая с толку стража окружила беглецов. Должно быть, форма, в которую герцогиня облекла свои приказы, не оставляла им повода проявить снисходительность, пусть даже та, кого им предстояло взять под стражу, в обычное время не удостоила бы никого из них даже мимолетным взглядом. Стирпайк не стал настаивать на предосторожностях. Если Фуксия искала способ понести наказание за надуманное прегрешение, то что ж – тем менее значимой будет выглядеть его собственная вина, которую безнадежно затмит непокорность принцессы. А что до репутации – пусть теряет ее потихоньку. Пусть привыкает Горменгаст к тому, что принадлежит Фуксии Гроун, а Фуксия Гроун принадлежит ему, и тогда несложная арифметика подсказывает, что каждая травинка здесь скоро окажется в его безраздельной власти. Представ перед матерью, Фуксия с достоинством выступила вперед, однако пламенная речь, которой, казалось, она готова была разразиться, так и не зазвучала. Короткий вздох – и девушка молча опустила глаза. Герцогиня Гертруда, в свою очередь, молчать была не намерена. Ее брови так многозначительно хмурились, что впору было броситься бежать без оглядки, не то, что смирно выслушивать, что она сочтет нужным высказать. Белая ворона прохаживалась по спинке ее трона, словно охраняя тылы. Настроение было хуже некуда. Грязь въелась в руки, словно бродяжничеству был посвящен год, а не два дня, одежда измялась и запылилась – тошнотворное чувство отвращения к самому себе не оставляло ни на миг. Стирпайк почти не сомкнул глаз, а провалившись наконец в сон – вскоре вскинулся с криком ужаса и в холодном поту. Фуксия-таки вынудила его наступить себе на горло и разжечь ей костер, и он смирился, поскольку не пришел в голову убедительный повод отказать. Ночь превратилась в сущий кошмар, стоило смежить веки, как в него вселялась твердая уверенность, что языки пламени медленно, но неуклонно подползают ближе, отъедая свободное пространство так легко, словно оно было сбрызнуто маслом и обложено сухой соломой. Его хватило на то, чтобы не подать виду, что с ним что-то происходит, но полностью изгнать навязчивые страхи он был не способен. Сколько времени, которое можно было с пользой употребить, истрачено попусту - целый день был убит на бесплодное обшаривание окрестностей, но, собрав на свою одежду россыпь всевозможных колючек, вымотавшись до полусмерти и начав смотреть на мухоморы как на желанную и вполне съедобную пищу, больше никаких следов Тита они не обнаружили. Пару раз Фуксия вскрикивала, бросаясь то к вывороченному бурей дереву, среди корней которого ей мерещились лоскуты одежды – но это оказывался всего только ярко-желтый кленовый лист, то к скалистой пещере, но следы на утоптанной земле, показавшиеся ей отпечатками сапог, при ближайшем рассмотрении обретали очертания звериной лапы с выступами когтей. Он томился желанием поскорее покончить с поисками, в которых с самого начала не было никакого смысла, но продолжал старательно делать вид, будто тоже внимательно шарит по зарослям и не щадя себя обследует каменные завалы. Фуксия совсем раскисла, ее не отпускала мысль о том, что прах родного брата, возможно, покоится в скалистой могиле, как дохлая ворона, доступный всем ветрам, беззащитный перед зубами шакалов и хищными когтями грифов… - Итак, - грозно выговорила Гертруда. – Я услышу что-нибудь разумное сегодня? Фуксия стояла, словно в рот воды набрав. Ее храбрость поумерилась от вида разгневанной матери. Щеки девушки едва заметно заалелись, однако привычка к многолетнему смирению взяла верх. - Фуксия, ты скажешь что-нибудь? – загремела герцогиня, теряя терпение. - Мне жаль, мама, - тихо проговорила она в ответ. – Это только ради Тита… но мы не нашли его. Ничего. Только… это. Она разжала ладонь, и герцогиня уставилась на меховой обрывок, слипшийся от долгого соприкосновения с горячей влажной кожей. В воцарившейся тишине слышно было только пощелкивание клюва птицы, когда она принялась за рассыпанные на широком подлокотнике семечки. Тяжелый взгляд герцогини долго ощупывал находку, затем Стирпайк почувствовал его на себе и насторожился. Она смотрела так, будто надеялась проникнуть ему в мозг и прочитать там все потаенные мысли и чувства, ведомые лишь ему одному. Он сдержал усмешку и кротко опустил глаза – сама почтительность и благонравие. Еще не родился тот человек, который как в открытой книге сможет читать в его душе… и герцогине, какой бы мудрой она себя не воображала, не стать исключением. - Что это такое? – наконец, проговорила Гертруда раздраженно. – Убери это. Фуксия растерянно отступила и бросила на него быстрый, умоляющий взгляд, словно ожидая, что он возьмет на себя объяснение с герцогиней. - Леди Фуксия полагает, что это часть от головного убора герцога, - проговорил он неохотно. - Да? – удивилась герцогиня. Вот уж кто мог посоперничать с ним в непроницаемости… Ни один мускул не дрогнул, не затрепетали ресницы, - герцогиня смотрела на находку с равнодушной брезгливостью – как на мышиный трупик, обнаруженный в кладовой, противно, конечно, но пустяк. Впрочем… вряд ли герцогиня бывает в кладовой. Скорее уж как на клок шерсти, прилипший к бархатному платье, когда кошка в пору линьки посидела у нее на коленях. - И что с того? – все так же безмятежно поинтересовалась правительница. Не дождавшись ответа, она резко вздернула подбородок. - Так значит, это и все, что вы мне скажете? Этот вот облезлый хвост – это и все оправдание возмутительному самовольничанию, которые вы оба себе позволили? Оставить замок без моего разрешения! Ты, Фуксия, и прежде поражала меня своими детскими выходками. Но вы, мистер Стирпайк, я не ожидала от вас подобной безответственности. Капитан! – рявкнула она так яростно, что даже ворона, испуганно вспорхнув, издала хриплый каркающий звук и закружила у нее над головой. – Отправляйся к себе, Фуксия. Тебе запрещается – категорически запрещается - покидать замок. А вы, мистер Стирпайк, проследуйте за капитаном. Вы и сами прекрасно осведомлены, как наказывается пренебрежение Ритуалом. В башню Лишайника, капитан! Немедленно препроводить, и глаз не спускать. Он проглотил побуждение оправдываться и возражать, с герцогиней это было бесполезно, она не слышала никого, кроме самой себя, а Фуксия и не думала вступиться за того, кого втравила в неприятности. *** Решетка с громким лязгом опустилась, хлопнула тяжелая дверь, и он остался один в темном каменном мешке. Когда глаза немного приспособились к полумраку, Стирпайк осмотрелся. Он находился в небольшом квадратном помещении, сложенном из каменных плит, впитавших в себя холод, который теперь сочился из стен и расползался по телу, вызывая озноб. Единственное окно было лишено стекол, но оно было таким узким, что можно было разве что просунуть руку. От голого каменного пола, не прикрытого даже циновкой, тоже тянуло промозглой сыростью. На стене виднелись закопченные надписи – причудливая вязь, похожая на некие таинственные каббалистические символы. Присмотревшись, Хранитель ритуала издал негромкий, злой смешок. Кривые черные буквы складывались в имя пропавшего юноши, и это сразу напомнило ему, что он имеет честь наследовать герцогские апартаменты, – Тит Гроун не раз попадал сюда за непослушание. Стирпайк решил, что это хороший признак. Отсидев положенное, Тит возвращался в Замок полновластным герцогом, а значит, и он сможет твердо стоять на том, что заключение не должно отразиться на его положении в Горменгасте. И все же, неофициально это детское наказание наносило урон его власти, и наносило именно своей безобидностью. Этой постановкой его на один уровень с непослушным подростком, прогуливавшим школьные уроки и предпочитавшим бегать по лесу, а не слушать многословную лекцию по естествознанию, подспудно предлагалось не воспринимать его, Стирпайка, всерьез. А это так легко могло свести на нет многолетний труд по внушению должного почтения к его могуществу единственного толкователя Закона, без которого замрет привычный ход вещей. Трудно было вообразить того же Баркентина, которого посадили бы под замок за какой-нибудь проступок. Однако к чему теперь тратить порох на сожаления, если изменить ничего нельзя? Пошатнувшийся авторитет можно будет восстановить со временем, если только никаких новых неприятностей не встанет на пути к власти. Зато Тита нет. И каждый новый день уменьшает вероятность того, что юный герцог вернется домой живым и невредимым. А это значит, нужно думать о том, как двигаться дальше. Тихий голос из-под окна, призывавший его, заставил отвлечься от мыслей. Стирпайк неохотно пошевелился и осознал, что прошло уже немало времени, в течение которого он неподвижно сидел на каменной скамье, поджав под себя ноги, и предавался размышлениям. Ни с кем говорить не хотелось, и меньше всего – с Фуксией, хотя между ними, как будто, воцарился шаткий мир, по крайней мере, она уступила ему, когда он проявил настойчивость, и хоть восприняла сближение несколько безучастно, все-таки позволила утвердить свою власть над ней. Странная связь, если учесть, что его трясло от близости открытого огня и хотелось лишь одного - забыться, занять чем-то обезумевший от паники мозг, а ее мысли крутились около брата - или его бренных останков. С этой точки зрения поисковая авантюра, можно сказать, что увенчалась успехом. Хотя как всякий успех имела малопривлекательную оборотную сторону… заключение в каменной темнице трудно назвать удачным завершением рискованного предприятия. Угадать предназначение подобного бойнице окна было сложно, должно быть, в основном оно служило для доступа свежего воздуха, потому что как он ни щурился, по ту сторону черного провала ничего не разглядел. - Откликнись, пожалуйста, - донеслось до него. – Это я, Фуксия. Голос был жалобный и виноватый и, скривив насмешливую гримаску, он ответил с поддельной строгостью: - Я тебя слышу, Фуксия. Зачем ты пришла? - Просто побыть рядом. И еще я принесла ужин. - А. Спасибо, не нужно. - Почему? Он закрыл глаза, стараясь собраться и взять верный тон – здесь так легко было ошибиться и все испортить. - Знаешь, Фуксия, я предпочел бы, чтобы ты не задабривала меня – теперь, а открыто сказала своей матери, что это была целиком и полностью твоя идея, и ты почти насильно потащила меня в горы, тогда как мне оставалось только повиноваться принцессе. Он долго вслушивался в тишину и даже успел подумать, что Фуксия обиделась на обвинительную тираду и ушла. Но она наконец отозвалась: - Я, правда, виновата перед тобой, Стирпайк, и не отрицаю. Я ужасно раскаиваюсь, но у меня словно язык присох к гортани. Ты имеешь полное право сердиться. Но знаешь, я подошла потом к доктору Прунскволлору, хотела поговорить с ним, признаться и… - И раздумала? – закончил за нее Стирпайк, воспользовавшись запинкой. Не то, чтобы он собирался ссориться из-за того, что она не попыталась заступиться за него, но помучить ее немного в отместку – почему бы и нет. - Нет, не раздумала, но мне вдруг показалось, что так будет лучше. Ты не замечаешь, Стирпайк, Горменгаст как будто меняется? Еще при моем отце нас с тобой сурово бы наказали, даже не став слушать, что толкнуло убежать… ослушаться. А сейчас – даже мою мать как будто тронуло, что мы делали это ради Тита. Мне кажется, в душе она одобрила. И я… я не стану ее разочаровывать. Заключение – это ведь скорее формальность, и тебя скоро отпустят. Стирпайк был иного мнения о причинах, побудивших запереть его в башне Лишайника, и расценивал это скорее как унижение, а не снисходительность, но смолчал. Ему подумалось, что принцесса, пожалуй, не так уж неправа, и раз уж все равно сложились такие невыгодные для него обстоятельства, то пусть хотя бы создастся видимость, что он не меньше Фуксии радеет за спасение молодого Гроуна. И все же, что-то в сказанном девушкой не на шутку встревожило его. Он и сам не мог разобраться что. Что-то, чего не должно было быть… Он искал и искал причину этой тревоги, прокручивая мысленно ее слова, повторяя их... отыскивая изъян. - Ты считаешь, что Горменгаст изменился? – наконец, проговорил он. Фуксия за стеной вздохнула. - Мне кажется, что да. Но такие медленные перемены видятся с большого расстояния. Когда оглядываешься назад на много-много лет. И видишь, что все совсем не так, как было. Хотя казалось бы, Горменгаст вечен и незыблем. Панический ужас на мгновение овладел всем его существом. Горменгаст менялся? Этот неповоротливый, устоявшийся механизм сдвинулся, лишь бы только противостоять ему, вытеснить его? Все его планы как на трех китах стояли на том, что Горменгаст будет покорен воле Ритуала. Но что, если традиции перестанут довлеть над ним? Что, если он освободится? Воистину чудовищная мысль. Нужно торопиться, - понял Стирпайк. Нет времени подготавливать почву. Нет времени действовать крошечными, осторожными шагами. Если все пойдет так, как говорила Фуксия – а он почувствовал, что в ее словах есть резон – то тогда его время выходит. Пытаясь стать незаменимым, срастись с Горменгастом в единое целое, чтобы их никогда больше не разлучили, он добился обратного. Горменгаст возненавидел его. И постепенно, как инородную, чуждую ему частицу, отторгал все, что он олицетворял собой. Включая даже свое прошлое и свои собственные незыблемые прежде устои. - Стирпайк? Ты молчишь… ты там все еще сердишься? - Нет. Просто думаю. - Если тебе что-нибудь нужно, только скажи. Лишь бы такое, чтобы в окно прошло. Стирпайк задумчиво побарабанил пальцами по скамье, отстукивая нечто бравурное в стремлении поддержать в себе боевой дух и сосредоточиться на деле. Нужно как-то с пользой провести время вынужденного бездействия… Ни минуты не должно пропасть даром. - Хорошо, сделай кое-что для меня, - решение пришло быстро, да и возможностей у него было не так уж много. – Принеси мне книгу Ритуалов. Хотя бы основной том, мне этого пока хватит. - Зачем? – донесся до него удивленный голос принцессы, приглушенный толстой стеной. - Просто хочу кое-что напомнить себе, - терпеливо пояснил Стирпайк, возводя глаза к потолку и неприязненно уставившись на обнаружившееся гнездо какой-то птицы, без спросу поселившейся прямо в башне. Фуксия, видимо, колебалась. Его острый слух улавливал скрип мелких камешков под каблучками ее туфель - принцессе не стоялось на месте. - Ну… хорошо. Он насмешливо улыбнулся – раз уж его нельзя увидеть, можно хоть не скрывать своих чувств. Бедная принцесса – как не хотелось ей нести ему книгу, за такую самодеятельность ей могло влететь куда больше, чем за принесенную еду и мелкие удобства, но она пообещала исполнить любую просьбу, и врожденная гордость не позволила ей ответить отказом. - Я брошу тебе ключ, Фуксия. Отойди и смотри внимательно, куда он упадет. - Хорошо. Нащупав в потайном кармашке железный брелок, Стирпайк на ощупь отцепил нужные ключи. Придется довериться Фуксии, как это не противно его природе, но другого выхода нет. К счастью – в сейфе не должно быть ничего особенно крамольного. Бумаги, заметки… и Книга. Книга, которую он предусмотрительно стащил из библиотеки и спрятал, чтобы в его отсутствие дотошный Поэт от безделья не занялся освоением порученного ему дела. Он примерился и бросил связку в окно – где-то неподалеку та глухо шлепнулась оземь. Стирпайк прислушался, чувствуя себя слепцом, вынужденным ориентироваться лишь на звуки. Шорох сухой травы и легкие шаги – это Фуксия разыскивала упавший предмет. - Нашла, - негромко возвестила она. – Два ключа, большой и маленький. И что они отпирают? Коротко вздохнув, потому что внутренний голос изо всех сил протестовал против того, чтобы подпускать кого-либо так близко к своим маленьким тайнам, Стирпайк напомнил себе, что время неумолимо утекает прочь, быстрее, чем песок между пальцев, так что если есть в жизни пора рисковать, а не ждать в тени, то она уже наступила. Только книга, как фантастический гримуар, способна еще подчинить Гроунов и сделать послушными орудиями в его ловких руках… Книга, да еще те чувства, которые питала к нему Фуксия, если соглашалась так рисковать ради него своим добрым именем и положением в замке, хотя одному лишь богу известно, что за достоинства она в нем нашла – или сочинила себе в оправдание. Безобразное лицо и страстная, безмерная злоба по отношению к семье, где любой мальчишка по праву рождения имел все, к чему он стремился, - вот и вся его суть. Что в здравом уме тут можно полюбить? Внутреннее чутье подсказывало Стирпайку, как Фуксия напряженно кивает, закусив губу от избытка сосредоточенности, пока он объяснял, как найти сейф и куда вставлять ключ… *** Доктор Прунскволлор с печалью констатировал перемены к худшему, произошедшие с его пациенткой – если не в физическом плане, то в моральном ее гордый дух был надломлен. На посеревшем лице герцогини отразились в кои веки человеческие чувства, крупные руки безвольно обмякли, свисая с подлокотников, голова поникла, и весь облик выражал отчаяние, которого никому не дозволено было лицезреть, кроме самых близких людей, которым она могла приоткрыть частицу своей истинной сущности – всего только женщины, обыкновенной, вовсе не всесильной женщины и матери. - Скволлор… налейте мне что-нибудь, - проговорила она устало, чуть шевельнув пальцем, словно подзывала собаку. - Сию минуту приготовлю, моя леди. - Бренди, Скволлор. Надеюсь, вы не намерены задействовать перегонный куб. - Нет, леди. Э… конечно, нет. Прошу прощения. Она с жадностью сделала несколько глотков, опрокинув в себя бокал со жгучим напитком с такой же легкостью, как пила бы простую воду, и откинулась на резную спинку – так энергично, что кресло пошатнулось. Доктор сочувственно вздохнул. - Слава богам, леди Фуксия вернулась к нам живой и невредимой, - сказал он тоном ласкового утешения. - Я не пережила бы, если потеряла бы обоих детей одновременно, - признала Гертруда. Всполошившись, доктор энергично затряс головой в знак протеста с ее отказом от надежды. - Но Тит… еще ничего неизвестно! - Это самообман. Сладкий самообман. Мы должны учиться жить с тем, что мальчика нет с нами. У меня осталась только дочь, Скволлор. Пока еще осталась. Этот Стирпайк… он просто издевается над нами. Показывает нам, как легко он может отнять ее у нас. Как она ему покорна и как зависим мы от его прихотей. Я скажу вам, что меня тревожит, Скволлор. Скажу вам как на духу. Теперь, когда, видимо, моего сына нужно оплакать и смириться, а дочь находится под влиянием нашего врага, я боюсь, что изгнание Стирпайка будет иметь самые печальные последствия. Из одной только мстительности он может забрать ее с собой. - Право… я не знаю, моя леди, - задумчиво отозвался доктор. - Леди Фуксия великодушна и склонна видеть в людях хорошее, но она умная девушка, ее не так просто подчинить. - Просто или не просто, Скволлор... Факты налицо. Она делает все, что он ей прикажет. Вы должны поговорить с ней. Заставить ее открыть глаза и ужаснуться тому, что откроется перед ней. Вас она послушает. Меня - нет. Я упустила момент, когда еще можно было завоевать ее сердце. Мои слова она примет не как разумное предупреждение, она не видит во мне друга. - Но моя леди, что я могу сказать леди Фуксии такого, чего она бы не знала. Что мы подозреваем Стирпайка в причастности к гибели леди Клариссы и Коры? Она знает об этом. Но когда мы вошли к ним, комната была пуста, и Стирпайка там не было. И ваша дочь справедливо сошлется на это, защищая того, кого любит – позвольте мне эту откровенность, моя леди, это не дерзость, поверьте, это слова друга, которому небезразлично, что будет с леди Фуксией, что будет с Горменгастом… - Поговорите с ней о том, что говорили мне. О пяти. - Однако после откровений Флея счет рассыпался, моя леди. Он признал, что Стирпайк не причастен к исчезновению Свелтера. И благородный герцог, мир его праху, также нашел ужасный конец, которого не пожелаешь злейшему врагу, но не пал жертвой убийства. - Вы, что же, решили стать на сторону этого Стирпайка? – вскипела Гертруда. - Хм. Нет. Но леди Фуксия не станет слушать увещевания, если мне нечего будет пересказать ей, кроме обвинений старика-слуги, о которых она и так наслышана от брата, и словах, оброненных в бреду, которые можно истолковать как угодно. - Раньше вы говорили иначе. И были более категоричны, Скволлор. И признаться, таким вы мне внушали большее уважение. Так не разочаруйте же меня. - Моя леди, я не знаю, что и по какой причине случилось с сестрами вашего мужа, однако я даю руку на отсечение, что Стирпайк поспособствовал их трагической кончине. Мне всегда казалось, что он не даром возле них отирался еще сопливым юнцом. Что-то там было такое между ними, чего мы никогда не узнаем, но было. И я практически уверен, что жизнь Баркентина унес не несчастный случай. Был и мотив, и возможность. И главное, простите, моя леди, но я не верю, что такой человек, как Стирпайк, с его змеиным взглядом и странными повадками, питал столь истовую преданность Горменгасту и Закону, что проявил бы столько самоотверженности. Он слишком старался доказать свою полезность и готовность не щадить себя ради незыблемости священных традиций, чтобы не усомниться в его искренности. Прояви он побольше разумного эгоизма, и правдоподобность его рассказа была бы бесспорна. - Понимаю. Почему бы именно это вам не сказать Фуксии? Так же доходчиво и убедительно? - Потому что, моя леди, то, что вызывает у меня скептицизм, у нее вызывает восхищение. - Скволлор! – герцогиня рывком выпрямилась в кресле, и в мутных от горя глазах вспыхнул стальной блеск. - Если вы клоните к тому, что мы не можем вывести Стирпайка на чистую воду, я скажу вам, что мы тем более не можем позволить ему и дальше вовлекать дом Гроунов в свои игры, так что если он сам не допускает оплошностей, мы должны сделать это за него. - Сделать… что? - Не знаю. Пока не знаю. Думайте, Скволлор. Он должен совершить ошибку и оказаться в наших руках. Или хотя бы так должно выглядеть со стороны. - Вы предлагаете… спровоцировать его? - Я бы применила другое слово. Более емкое. На кого, по-вашему, сейчас у Стирпайка зуб? В первую очередь. - Хм… на мистера Орнейта, пожалуй. - Вот именно. И так подумает каждый, если вдруг с мистером Орнейтом произойдет неприятность, и он чудом избежит чьей-то смертоносной ловушки. - Но… - Думайте, Скволлор, думайте. Мы не в том положении, чтобы позволить себе «но». Прунскволлор помрачнел, но не выдвинул возражений. Даже его бесспорная порядочность дрогнула под воздействием обрисованных герцогиней перспектив. Фуксии стоила и большего компромисса с совестью. *** Утром Фуксия не появилась. По крайней мере, в то время, которое заключенный назвал бы утром. К нему в окно уже заглядывало солнце, придирчиво изучая древние трещины стен и расплывчатые герцогские каракули на них же, а ее все не было и не было. Успев предположить самое худшее – что принцессу застали на горячем в разгар ее смелой эскапады и проклиная нерасторопность, которая могла привести к весьма плачевным для обоих последствиям, он весь обратился в слух – самому казалось, что он улавливает даже скрип котла на кухне замка и царапанье кошачьих коготков, когда любимицы герцогини точат их о дерево. Стирпайк тряхнул головой, и иллюзия рассеялась. Тишина. Где-то звякнула сталь – это, должно быть, стражник на посту. И все, больше ни единого звука, тогда как он так напряженно ждал знакомую торопливую поступь…и давился глухой ненавистью к ней, нарушавшей его планы, и к себе, потому что зависеть от кого-то было ни с чем не сравнимой пыткой. Когда шаги наконец зашуршали по тропинке, он рывком вскочил на ноги, одним стремительным прыжком оказавшись у окна, но вовремя одернул себя, не дал вырваться на волю нетерпеливому восклицанию. Судя по тому, что он мог слышать, в особенности по затрудненному дыханию девушки, Фуксия очень спешила. Возможно, даже бежала… Она окликнула его задыхающимся шепотом, еще не вполне придя в себя после спешки. - Доброе утро, Фуксия, - произнес он с прохладцей, покосившись на игриво перемещавшийся книзу стены солнечный луч, свидетель того, что время движется если и не к полудню, то рассвет все равно давно миновал. - Послушай, происходит что-то странное, - заявила она без предисловий, не тратя время даже на приветствия. - Еще никто ничего не знает. Книга… ее там нет! – испуганное восклицание девушки, почти вскрик, заставило его негромко, но пренебрежительно фыркнуть. Стирпайк отлично помнил, что и куда клал. И ошибки быть не могло. Совершенно точно. - Ради бога, Фуксия. Ты просто не там искала. - У тебя в комнате множество сейфов, и все открываются тем ключом, что ты дал мне? Он закусил губу, встревоженный вновь проснувшейся в девушке язвительностью, всегда застававшей его врасплох, и неохотно признал: - Нет. - Тогда повторяю – книги там нет. Или ты ошибся, и положил ее не туда, куда собирался, и забыл об этом. - Нет, ничего я не мог забыть. Я не сумасшедший. - Забывают не только сумасшедшие… - Возможно. Но только сумасшедший может абсолютно точно помнить, как делал что-то, в то время как наяву ничего подобного не происходило. - В сейфе ничего нет, Стирпайк. Если там не двойное дно или еще что-нибудь, о чем ты не упомянул. - Да нет там ничего особенного. Железный ящик с потайной дверцей. Раз ты нашла дверцу и открыла, больше там ничего нет таинственного. - Тем хуже, Стирпайк. Книги там нет. - Я понял уже, хватит. - Что теперь делать? - Беречь меня, как зеницу ока? – предложил он. - Если Гроуны будут хорошо себя вести, я попытаюсь кое-что воспроизвести. - Стирпайк… - сердито зашипела она, понижая голос. – Сейчас не время. - Я давно не верю в чудеса, Фуксия. Если что-то пропало, ищи, кто это взял. Сто против одного, что тут замешан Поэт и возможно, в качестве движущей силы, твоя мать. - Понимаешь, Стирпайк, я-то тоже так подумала и заглянула в библиотеку, где он – твой ученик мистер Орнейт - предается унынию, потому что ему велено сегодня провести церемонию посадки ячменного зерна. Он обложился книгами и листает их с таким видом, что хочется плакать от сострадания. Так вот – это не те книги. - Уверена? - вырвалось помимо его воли, хотя он не хотел прерывать ее и вообще как-то выдавать свою тревогу. - У него нет этой книги, Стирпайк. И он даже не подозревает, что она у него должна быть. Уж я-то видела ее столько раз, что не счесть. И даже однажды… отогнала от нее шести или семилетнего Тита с перочинным ножом. Вынужденный положиться на уверенность принцессы, Стирпайк проронил негромкое ругательство. Сведения можно отчасти восстановить по памяти, но только отчасти, и это каторжный, титанический труд. Кроме того, результат этого труда будет вечно подвергаться сомнению – не выдумал ли он, и не приукрасил ли что-нибудь. Но и это преодолимо – только куда, черт возьми, мог испариться неподъемный труд весом в несколько кирпичей, заключенный в грубый свиной кожи переплет? Внезапно поймав себя на том, что мечется по тесному пространству, как запертый в клетке волк, Стирпайк остановился. Ему вдруг показалось, что Замок это живой организм, который влачит собственное существование и обладает собственной независимой волей. Здесь возможны были любые чудеса и любые самые загадочные козни, потому что Замок возненавидел его и стремился уничтожить. Это была глупая, дикая мысль. Камни не могут ненавидеть. Камни не умеют открывать сейфы. Его руки легли за впадину оконного проема, и он невольно прижался к ним виском, пытаясь остыть и собраться с мыслями. - Ты должна вытащить меня отсюда, Фуксия, - вырвалось у него. Девушка молчала. Она стояла совсем близко – в несколько шагах от него, хоть и отделенная толстой стеной. Он даже мог слышать ее дыхание – или это только мерещилось? Собственные слова вернули его к реальности, и он осознал, какая это была глупость. Чего он ждет от принцессы – какой помощи? Никто не станет ее слушать. А побег не нужен ему самому – он должен выйти из этой камеры прощенным и восстановленным в правах, а не жалким беглецом. - Забудь, - проговорил он, с досадой махнув рукой – как будто она могла это увидеть. – Фуксия… ты слушаешь? - Да. - Скажи им то, что сказала мне. Не о сейфе, конечно же. Скажи, что Поэт не там ищет. Пусть хватятся Книги. Пусть хорошенько поищут. Если она исчезнет, пока я здесь, на меня хотя бы не свалят пропажу. Он почти физически ощутил, как Фуксия напряглась. - Стирпайк… Это ведь не твоих рук дело, верно? Ты ведь не послал меня… по ложному следу? Отчаянным усилием воли, вонзая зубы в собственную руку, лишь бы не дать гневу и отчаянию вырваться наружу и погубить его, он сдержал резкий ответ. - Нет. Я сказал тебе чистую правду, клянусь. Но ведь каждый подумает, как ты сейчас. Только умножив каждое твое зародившееся подозрение на десять.Это все очень странно, Фуксия. - Более чем, - согласилась она. Стирпайку не понравился ее тон. И подумать только, она ничего дурного не подумала, пока сам он своим распоряжением не возбудил в ней сомнения! - Фуксия… - вымолвил он таким проникновенным тоном, что разжалобил бы и камень. – Неужели ты не веришь? Или считаешь меня таким… недальновидным? - Я не знаю, - ее голос неуверенно дрогнул, но через мгновение окреп – она взяла себя в руки. И тут же торопливо сменила тему, больше не возвращаясь на скользкую почву. – Скажи мне, Стирпайк… Тебе не кажется странным, что мама ничего про нас с тобой не сказала? - Кажется, - согласился он, покорно позволив перевести беседу в относительно безопасное русло. Он потерял ее доверие, это очень плохо, но… и черт с ним, с доверием, пока она влюблена и послушна. Решив не придавать большого значения ее выпадам, он заметил: - Или герцогиня махнула на тебя рукой, но я бы не обольщался на этот счет. Твоя мать плоть от плоти Горменгаста, чтобы так легко дать тебе свободу. Скорее всего, твой брат приучил ее действовать исподтишка, не вызывая противодействия. Ты уверена в том, что никто в замке не знает, что ты здесь? - Конечно! - У тебя за спиной каменная арка, а у прохода разросшийся боярышник? Удивленное «да» прозвучало так растерянно, словно она подумала, будто заключенный обладает волшебным даром видеть сквозь стены. Он усмехнулся, потому что всего лишь обладал хорошей зрительной памятью, не раз выручавшей его, а замок с окрестностями изучил до мельчайших деталей. - Что если ты сейчас быстрым шагом двинешься не в сторону замка, а в сторону арки? И будешь очень внимательно присматриваться и прислушиваться, не спугнешь ли кого. - Н-не нужно. Не хочу я таких экспериментов. - Боишься? – поддел он ее, но раздразнить любопытство принцессы не удалось. - Не хочу. Пусть идет как идет, - резковато ответила Фуксия. Он слышал недовольство и недоверие в ее голосе - и то и другое губительная отрава для его планов. Прильнув виском к сырому камню стены, он испытал короткое облегчение, холод, которым от нее веяло, остужал мозг, не давая ему вскипеть от избытка теснившихся в нем, мятущихся мыслей. Он шел по самому краю трясины и отдавал себе отчет, что один неосторожный шаг, на который его толкнула бы паника или самонадеянность – и исправить ошибку будет невозможно. И так уже совершено ошибок больше, чем можно простить себе – нелепейших, досадных ошибок и промахов, каждый из которых мог стать последним. Если герцогиня заподозрила что-то, смешно надеяться, что она закроет глаза на падение единственной дочери. И, не исключено, что наследницы Горменгаста. Нужно опередить ее, пока еще не поздно. Если только еще не поздно… - Фуксия, - проговорил он со всей нежностью, которую только способен был выразить. – Выслушай меня, пожалуйста. Я хорошо понимаю, что сейчас не время. Что я не в том положении, чтобы это говорить, а ты поглощена собственными бедами, чтобы выслушать. Но мне кажется, я не могу откладывать. В замке происходит странное, твоя тревога не беспочвенна. В любой миг это странное выйдет наружу. Ведь такое может случиться, Фуксия, что вдруг наступит развязка, которую мы даже не можем вообразить, и у меня не будет иной возможности поговорить с тобой начистоту. О нас с тобой. О том, что будет с нами дальше. Стирпайк перевел дух и прислушался. Карты были сданы, оставалось перевернуть их и увидеть, может ли расклад претендовать на выигрыш. Он предпочел бы видеть ее лицо и соотносить следующий шаг с реакцией, которую прочтет в нем… но уж как есть. Зато ее не отвлечет лицезрение его черт, испещренных следами давних ожогов. Фуксия не отвечала. Однако и не прерывала его… Стирпайка ободрило отсутствие признаков того, что торжественное вступление оскорбило или оттолкнуло принцессу. Нервное напряжение заставило сердце забиться с лихорадочной поспешностью, и он облизал внезапно пересохшие губы. Если это оплошность, она дорого ему обойдется. Фуксия не подавала признаков жизни, а окликнуть ее, чтобы убедиться, что она слушает, он не решался из страха, что гипнотическое очарование, которое он старался придать своему голосу, рассеется, и она останется лицом к лицу с печальной правдой – ее стремился спутать неразрывными узами, накрепко привязать к себе изуродованный огнем и отягощенный ненавистью, одержимый безумной жаждой властвовать в ее доме выскочка, безродный выходец из кухонного ада. - Если бы мне было что предложить тебе, кроме своей преданности, Фуксия, - воскликнул он с жаром, еще плотнее прижимаясь к стене, сжавшись и ссутулившись, словно неподъемный груз давил на плечи, – хотя со стороны могло показаться, что слова, которые выговорены с таким эмоциональным подъемом, должны сопровождаться энергичными убедительными жестами. – Если б мое собственное положение не было таким шатким! Если б я мог быть уверен, что мои чувства принесут тебе счастье, которого ты заслуживаешь, а не новые беды и порицание со стороны твоей родни! Но все равно, после всего, что связало нас, я не могу держать это в себе, не могу промолчать, как будто все это было мелким, незначительным эпизодом. Я хотел бы, что ты понимала, как много это для меня значит, и как сильно я бы хотел иметь право просить тебя закрепить и узаконить эти узы, чтобы не было нужны нам таиться и прятаться по углам, а твое доброе имя не было под угрозой. Мне все равно, что будет со мной, но ты, Фуксия, мне страшно подумать, чем может обернуться для тебя разоблачение. Каким ужасным бесчестьем. - Это предисловие, чтобы порвать со мной? – глухо спросила она. Удивленный Стирпайк невольно вздрогнул – вовсе не таких предположений он от нее ждал. Откуда взялись у нее подобные подозрения, он как будто не давал повода… Узник помедлил, собираясь с мыслями. - Конечно, нет, Фуксия. Хотя я понял бы, если бы из-за всех последних событий ты побоялась продолжать видеться со мной… - проговорил он уныло, зная, что намек на трусость заставит девушку еще упорнее стоять на своем. Подождав, пока по его расчетам в ней взыграет герцогское упрямство, он продолжил свою проникновенную речь. – Я хотел бы, чтобы ты вышла за меня замуж, Фуксия. Я понимаю, что не ровня тебе, что это вызовет много разговоров, неприятных и обидных для тебя. Но если один раз вынести шквал обвинений и насмешек, держаться твердо и ничего не бояться, никогда больше тебе не придется жить в страхе и стыдиться таких естественных человеческих чувств, как любовь и привязанность. Он остановился, встревожившись, что перегнул палку. Разве совсем недавно он не пытался вырвать у нее признание в любви, и не получил в ответ угрюмый взгляд – и ничего больше? Глупо было ссылаться на чувства, в которых она никогда не признавалась. Оставалось лишь надеяться, что только гордость не позволяет принцессе излить ему сердце. - Фуксия? – тихо окликнул он. – Мое предложение… оно кажется тебе оскорбительным? Я пойму, если ты откажешь, и не стану обижаться. Это всего только мое заветное желание. Но все-таки не говори сразу нет… подумай о том, как хорошо было бы забыть, что такое страх, и познать настоящую, а не иллюзорную близость. Нужно всего лишь немного мужества принять удар и выстоять, защищая право выбирать свою судьбу. Вообрази, как чудесно было б, если отпала бы нужда красться, шарахаясь от любой тени, уподобляясь мелкому рыночному воришке, не сделав перед тем решительно ничего дурного или противного человеческой природе. Разве не счастье смотреть в будущее открыто и смело? Теперь он действительно сделал все, что возможно. И если Фуксия не готова к открытому противостоянию, придется бросать манерничать и прямо заявить, что она либо с ним, либо против него, и если против – что ж, тогда к врагу он и станет относиться как к врагу. И в замужество ей придется вступить не гордой своей храбростью женщиной, которая воссоединяется с любимым человеком, а загнанной жертвой, вынужденной выбирать между позором огласки и смирением пред более сильным противником. Небеса свидетель, что сломать единственное человеческое существо, питавшее к нему искреннюю привязанность – это не то, к чему он стремился, пусть даже эта привязанность была рукотворной, а не ниспосланной свыше. Пусть даже она была всего только плодом его ума, воли и коварства. - Нам никогда не позволили бы… - прошептала она едва уловимо. Возликовав, Стирпайк совершил замысловатый пируэт, вспрыгнул на скамью и беззвучно рассмеялся. Не «нет» и не «никогда»! Фуксия готова стать на его сторону и поднять забрало. Это означало главное – что бы там не замышляла Гертруда, основные козыри у него на руках… От предвкушения нового витка борьбы, да с таким тылом как последний отпрыск герцогского дома Гроунов на его стороне закружилась голова. Соскочив со скамьи и вернувшись к окошку, он проговорил с нажимом: - Забудь о препятствиях, Фуксия. Вообрази на мгновение, что их нет, или они не так и важны. Ты согласилась бы? - Да, - коротко обронила она. Так просто, словно соглашалась на короткую прогулку в окрестностях замка. Всплеск почти болезненной горечи кольнул сердце - он почему-то ожидал большего. Или, напротив, меньшего… Что если уж она откажется, то откажется с холодной неприступностью благородной герцогской дочери. Или впадет от избытка счастья в радостную эйфорию, плача и смеясь одновременно. Краткость и деловитость ответа задели его, но раздражение было быстро задвинуто в самый пыльный и темный чулан мозга. Он мог с полным правом считать принцессу своей невестой. Что творилось при этом у нее в голове, не имело значения… - Протяни руку, пожалуйста, Фуксия, мне хотелось бы прикоснуться к тебе… Стена была такой толстой, что их пальцы едва соприкоснулись, когда она, встав на цыпочки, потянулась к нему сквозь узкий прямоугольник проема. - Жаль, что я не могу скрепить помолвку поцелуем, как это принято, - проговорил он с фальшивой беззаботностью, где-то в толще каменной кладки нежно пожимая кончики ее пальцев. – Но надеюсь, позже такая возможность все-таки представится. - Стирпайк… - ее ладонь дернулась, словно она хотела отнять ее, но он бережно, хотя и не без настойчивости, удержал ее в своей. - Речь шла о «если бы», - напомнила ему Фуксия. - Горменгаст никогда не поступится принципами. - Ты говорила – Горменгаст изменился, и все не так, как прежде. Нам позволят, Фуксия. Я обещаю тебе. Мы добьемся этого и гораздо скорее, чем ты можешь предположить. Мне только нужна Книга. Нужно не сидеть сложа руки, бороться за свое счастье. Неужели ты позволишь условностям играть твоей единственной жизнью? Неужели традиции важнее, чем твоя будущность? - Не знаю. Может и важнее, честное слово, я не знаю. Но что я хотела бы знать, Стирпайк, это чем ты намерен повлиять на мою мать. - Есть только одна сфера, на которую я могу как-то влиять. Однако этого недостаточно. Я смогу доказать, что традиции не запрещают тебе поступить по собственному усмотрению. Но не смогу сражаться вместе с тобой, когда воля твоей матери схлестнется с твоей. А она будет против - категорически против, и сделает все возможное, чтобы помешать нам. Сможешь ли ты противостоять ей или примиришься с поражением? - Я не хочу воевать с моей семьей. Но поступлю так, как решила. Ее твердость обнадеживала. Нужно было сказать нечто очень трогательное, чтобы закрепить успех, но слова, которые прежде легко и бездумно слетали с языка, застряли в горле. Он не говорил с ней о чувствах с тех самых пор, как толкнул и грубо накричал на нее, и тогда это было почему-то проще, просто очередные полезные сочетания звуков, которые нужно было произнести, чтобы хоть отчасти исправить причиненные разрушения. - Я люблю тебя, Фуксия, - проговорил он, усилием воли одолев тяжесть, которая ледяной коркой сковывала язык. «И я люблю тебя», - он был почти уверен, что она произнесла это, но через несколько мгновений осознал, что додумал эти слова за нее, потому что ими так естественно было бы ответить на признание.
|
